— У себя в огороде посажу, может, вырастет.
— Коли так, бери. Такого добра не жалко.
Выбрал Тимошка сучок самый большой, еле домой его приволок.
В огороде на пустом месте выкопал яму, воды налил два ведра, поставил в нее сучок и зарыл.
Поди-ко, месяца не прошло, тополь зазеленел, да так с тех пор и прижился в огороде. Парнишка вокруг тополя полевых цветов насеял, столик смастерил. Чем, дескать, мы хуже купца!
Вот тут и начинается сказ про Тимошкин сад. Хочешь — верь, хочешь — не верь, дело твое, но так оно и случилось, как я дальше сказывать буду.
Время не каждого человека красит. Молодые растут да крепнут, а старые старятся, книзу клонятся. Тимошка годам к шестнадцати выправился, а Ефим сгорбился, дальше завалинки шагу ступить не мог. Многие знахарки пытались ему ноги править, в бане парить, наговором заговаривать, а толку — ни на грош.
Вот он и сказал:
— Ты, Тимофей, каждый день на поле бегаешь, поискал бы в лесу ягод либо корешков каких накопал. Может, ногам-то станет полегче. А то еще сказывают, где-то яблоки наливчатые растут, а от тех яблок человек моложе становится.
Призадумался парень. Корешков накопать немудрено, но будет ли помога от них? Вот если бы яблоки наливчатые достать! А негде. Раньше про сады в наших местах и знатья не было. Яблочки как самое дорогое угощеньице из Челябы либо из Шадрина привозили, а туда их доставляли из теплых краев. Да и то, купишь яблочко, да не всякое скушаешь: мелкими ломтиками нарежешь, в чай спустишь, запах почуешь, а настоящего вкуса не узнаешь. Да тут еще отец просит яблочко-то не простое, наливчатое, поди-ко его найди!
Вечером пошел Тимошка спать в огород, под тополь. Летом в избе жарко, так он в огороде спал. Укроется старым отцовским зипуном и спит. От земли тепло, над головой тополь листьями шумит. Цветами пахнет. Куда еще лучше! За всю ночь с боку на бок не повернется, не услышит даже, как петухи зорю встречают.
На этот раз из головы забота не выходила. Только под утро чуть-чуть задремал и то ненадолго. Рассвет забрезжил, роса на траву легла, потом солнышко выглянуло: большое, красное, теплое. На поляне пчелы начали летать. На какой цветок ни взгляни, — пчела трудится. Гудят, жужжат, радуются, что мед на цветах не тронут, бери, сколько хочешь!
Тимошка глаза открыл, голову поднял из травы и вдруг видит: под тополем какая-то старушка сидит. На голове у нее шапочка, мелким бисером шитая. Сидит эта старушка и на Тимошку ласково смотрит:
— Ну, вставай, милый внучек, вставай! Дай посмотреть, каков ты стал.
— А ты, баушка, чья будешь? — спросил парень. — Из какой деревни?
— Издалека я...
— Не ты ли это корову моему тятьке пожаловала?
— Я и есть.
— А как тебя звать-величать?
— Никому не сказывала, но тебе скажу: Пчелиная Матка!
Обрадовался парень. Всякий знает, что Пчелиная Матка — людям родня. Кто в нужде живет — поможет нужду избыть, больному — при случае целебной травы принесет, медом свежим напоит.
Позвал ее в гости Тимошка. Но Матка даже сказывать никому не велела, что он с ней виделся.
О том, о сем побаяли. Ну, Тимошка попутным делом и насчет отца пожалобился. Рассказал, как старик ногами мается, а потом начал баушку спрашивать: не знает ли она корешков или ягод, от которых ногам облегчение бывает.
— Собираюсь, — говорит, — в Черную дубраву идти, таких корешков и ягод поискать. Только как их найти, как от всех прочих корешков и ягод отличить?
Старушка сказала:
— В той Черной дубраве окромя сонной одури да белой дремы ничего не растет. Их Лешак по всему лесу накидал, насеял. Невзначай наберешь, хворому отцу хуже сделаешь. Добро бы Ефима наливчатыми яблоками накормить.
— Он и вправду про эти яблоки поминал. Будто сила в них большая, кто их поест, тот моложе становится.
— Молодой — не молодой, а здоровый будет.
— Я бы пошел... Да куда? Пойдешь — не найдешь, только время потеряешь. Может, таких яблок и на свете не бывало?
Ничего не ответила старуха. Долго молчала. Наконец молвила:
— В Черной дубраве, куда люди ходить боятся, Лешак живет. В самом тайном месте растет у него сад. Сумеешь Лешака одолеть — желание отца исполнишь, не сумеешь — в дубраве сгинешь. Нелегко его одолеть. Хозяин лесов старик злой, пугать да голову людям морочить большой охотник. Поди-ко спроси любую бабу, девчонку, парнишку, а то и мужика, сколько раз их Лешак в лесу блуждать заставлял? Уйдут в лес по ягоды, по грибы, либо за дровами поедут и дорогу домой найти не могут. С одного места уйдут, да опять к тому же месту вернутся. А иной раз аукать начнет, то сучья на деревьях ломать, то стук поднимет, хоть из лесу беги.
Байки про Лешака Тимошка слыхал всякие, потому что показывается он людям по-разному. Одни сказывали, будто лесной бес похож на бородатого мужика, только одежа на нем вся из травы. Другие говорили, будто он козел. А на самом-то деле он и тем и другим может обернуться: мужиком так мужиком, козлом так козлом!
— Как же Лешака одолеть? — сказал Тимошка. — Мужики боятся, а мне и подавно с ним ничего не сделать.
— Вот тебе кнутик ременный да уздечка волосяная. Увидишь — кинь ему на голову уздечку и тем временем кнутиком по ногам ударь. Будет он скакать, а ты бей. Будет просить, чтобы ты его отпустил, — не пускай, пока сад не покажет. Опасайся, чтобы он уздечку не скинул...
В тот же день отправился Тимошка в Черную дубраву. Березовые колки один к одному стоят, по обочинам — черемуха, боярышник, калина, шиповник да травы высокие, некошеные. В лесу темно: днем — как в сумерках.
Скоро и ночь опустилась.
Выбрал Тимошка одну березу ростом повыше, а травку под ней помягче и решил ночь переждать.
Только остановился, как по всему лесу что-то застучало, зашумело. Посыпались со всех сторон жуки- светляки. Кругом, как в погребе, темно, а тут словно кто-то фонари засветил: каждую веточку и каждый листик на березе видно.
«Эге, — подумал про себя парень, — светляки-то здесь не зря собираются. Местечко тут, видать, не простое».
Спрятался, уздечку да ременный кнут приготовил. Не ровен час, Лешак прибежит.
А Лешак-то, и верно, ждать себя не заставил. Выскочил из темноты — человек не человек, козел не козел: голова козлиная, рогатая, борода человечья. Начал он мордой туда-сюда поворачивать, принюхиваться.
У Тимошки в глазах зарябило, под коленки будто кто-то кусок льда подсунул. Чуть было стрекача не дал, однако вовремя опамятовался, высунулся из-за березы, размахнулся и кинул уздечку Лешаку на голову. Тот не ждал, не гадал, как в узду попал. Заревел диким голосом на всю дубраву. Наклонил морду к земле, хотел уздечку сбросить, да не тут-то было. Тимошка поводок узды на себя дернул, еще больше ему рога опутал.
Лешак снова взревел так, что лес задрожал, кинулся, хотел парня ударить рогами, да промахнулся. Тут его Тимошка по ногам, по копытам-то кнутом и огрел. Лешак начал прыгать. Прыгает, а Тимошка ему кнутиком жару поддает. До того его укатал, что тот на траву упал и начал просить:
— Отпусти! Богатым тебя сделаю.
Тимошка его снова кнутом попотчевал. Лешак запричитал:
— Ой, беда моя! За что ты, парень, меня казнишь? Чего тебе надо?
Тимошка еще разик кнутом прошелся и говорит:
