— А ты выдай обеих за одного.
— Это как?!
— Они ж одинаковые. Пусть меняют друг дружку. Раз уж ты сам их путаешь, то жених и подавно не заметит. Потеряешь всего полцарства, и обе будут пристроены.
— Это мысль… А как церковь прознает про такое? Не приветствуется. Пылать синим пламенем всем участникам.
— А кто им расскажет? Лично я — могила.
Далдон взглянул на Лялечку. Она молча щелкнула ногтем большого пальца по верхнему резцу после чего тем же ногтем провела себе по горлу.
— Андрюша, тогда я тебе небольшой портретик дам, ты же по разным странам-государствам с инспекциями путешествуешь. Подыщи женишка…
Царь вышел. Вернулся с небольшим холстом. Примерно А4 формата. Миниатюрная копия висящего на стене шедевра. Далдон повертел изображение близняшек перед глазами, затем сложил его пополам, острым ножом рассек на две части, одну из которых протянул мне.
Я сложил изображение царевны, согнув в несколько раз, и спрятал в карман.
— Чем смогу — помогу. Но ты и сам не плошай, тоже ищи себе зятя.
— Само собой. Но сам понимаешь, чем больше претендентов, тем больше шансов.
Индульгенция
— Папика того освободи из темницы. Пусть сюда приведут. Он же бдительность проявил.
— За ним другое преступление числится. Он колдунье побег устроил.
— Это тоже часть нашего проверочного плана. Она не колдунья, а наш агент. — Я чувствовал, что меня понесло, но уже не мог остановиться.
— Чудны дела твои, господи, — пробормотал Далдон, но распорядился и через несколько минут папик стоял перед нами.
Он не поверил своим глазам. Злостные еретики и антикоммунисты сидели за одним столом с царем и вели мирные беседы.
Дабы предотвратить очередной всплеск религиозных чувств, я ткнул папику под нос пятирублевую монету.
— Молодец! За проявленную бдительность и принципиальность дарую тебе свободу, отпущение прегрешений и награждаю денюжкой!
Я покопался в кармане, извлек рубль и вручил его доносчику.
Побелевшими губами он прошептал:
— Мандат аббата…
И в третий раз за день рухнул в обморок, если не считать мелких потерь сознания, во время Лялечкиного стращания страшнючей зверюкой.
— Слабак! — Заключил Далдон.
Через пару минут папик очухался и тут же принялся крутить и вертеть рубль, не веря своим глазам.
— Но раздавать мандаты имеет право только Пахан В Натуре!
— Я тоже. По его поручению. Не боись, все законно.
— Выходит, я теперь аббат?!
— А то! И колдунье своей передай, что с нее сняты все обвинения.
— Ты то снимешь, а кардинал…
— Я с ним поговорю, как только он вернется. Так, как все-таки тебя зовут?
— Тусопих.
Мы усадили новоиспеченного аббата за стол и заставили выпить полный кубок медовухи.
Через некоторое время папик чувствовал себя вполне комфортно и уверенно. Его безмятежность изредка улетучивалась, когда Лялечка периодически загадочно подмигивала ему, приподнимала руки с полусогнутыми пальцами, изображающими звериные лапы, и тихонько рычала. После такого напоминания о страшнючей зверюке, Тусопих самостоятельно наполнял свой кубок и залпом выпивал его, после чего успокаивался.
Голова немного шумела и очень туго соображала, но я нашел в себе силы продолжить ликбез и теперь принялся за свежеиспеченного аббата. Лялечка тем временем, что-то объясняла царю. Заслышав слово Бразилия и отметив, что все происходит мирно и благопристойно, я перестал обращать на них внимание.
Тусопих быстро закосел и откровенно отвечал на мои вопросы.
Царская темница
Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Даже царский ужин. Пришло время определить наш статус и отправиться на покой. Ведь до полуночной трапезы мы были кардинальскими пленниками, а теперь я являлся одним из высших религиозных чиновников не только Далдонии, но и всего мира.
— Ты, конечно, свободен. А, вот, ее судьбу должен решить кардинал. Ничем не могу помочь. Женщина…
— Девушка! А если быть более точным, то…
— Не надо более точно! — Я успел остановить Лялечку до того, как она призналась, что является Чёртовушкой.
— Все равно. Паханов приказ. Но как только ты предъявишь его преосвященству мандат, думаю, все образумится. Но указание должен дать только он. Ведь женщины, они от лукавого…
— Ага, это точно. Все бабы — стервы. — Согласилась с царем Лялечка.
— Исчадия ада…, - продолжал Далдон.
— Правильно! — Обрадовалась Чёртовушка. — Я и есть дьявольское создание и сатанинское отродье! Как догадался? Ты колдун?
Далдон, не смотря на захмелевшую голову, покрылся испариной.
— Ох! Вот, видишь, — только и смог он сказать, обращаясь ко мне, — но не волнуйся. У меня есть камера со всеми удобствами. В наше время нельзя зарекаться от тюрьмы, да от сумы, вот, и устроил, на всякий случай. Зупдин!
Появился маленький сутулый мужичишка, с бегающими плутоватыми глазками.
— Приготовь темницу люкс.
— Будет сполнено, Ваше Величество, — слуга тут же исчез, так же неслышно, как и появился.
— Это коровий мой.
— Не понял…
— Раньше, когда лошади еще не были исчадием ада, эта должность конюшим называлась, а теперь — коровий. Ключи у него всякие, печати…, - объяснил Далдон.
Зупдин появился через несколько минут.
— Все готово, Ваше Величество.
— Пошли? — По тону чувствовалось, что царю и самому неприятно водворять Чёртовушку в темницу.
— Значит, в тюрьму? — Лялечка недовольно насупилась. — Дядечка, может, ты меня отпустишь подобру-поздорову? А то ведь сбегу в партизаны и буду ваших коровьи обозы под откос пускать.
— Не могу.
Она заложила руки за спину и, взглянув на меня, поинтересовалась:
— Про ментов поганых кричать? Волков позорных? Ну, что всех ненавижу?
