пешком.
Там, где глухарей немногие стреляют таким манером, охота бывает удачна, потому что они привыкают к обыкновенным проезжающим и не боятся их до того, что, пропустив путников, тотчас снова летят на дорогу и бегают.
Частенько случалось еще в темноту разглядеть глухарей на деревьях и стрелять только по навыку, потому что попасть, хоть, положим, и в глухаря из винтовки в потемках — штука мудреная и не так проста, как это кажется, не испытавши эту стрельбу на практике. Тут приходится выцеливать птицу просто по стволу, так как по темноте в резку прицела еще ничего не видно, — вот и извольте угадать пулей, которая от такого прицела бьет всегда выше, ибо приходится смотреть через резку, как бы с подъемного визира. Но зато какое удовольствие для охотника, если ему удастся сшибить в такие ранние часы такого мастодонта из царства пернатых, который, полетев с вершины громадного дерева, сломает несколько сучков и тяжело буткнет на подстывшую уже землю.
Какая картина, когда увидишь сидящего глухаря на зарумянившейся заре на самой вершинке громадной сосны; когда он всем силуэтом рисуется на пунцовом фоне утреннего неба и сторожко оглядывается на тихо подъезжающего охотника! Пишу эти строки, а сам думаю: ну что если они попадутся на глаза простого смертного, холодного материалиста и не любителя природы? Что он мне за них скажет? А что? А пожалуй то, что и написать невозможно, вот так угостит — 'благодарю, не ожидал!' А потому, убоясь такого изречения, я оставлю эти строчки только для страстного охотника и любителя природы; они поймут не только самую картину такой охоты, но и дальше — поймут, что делается в душе и за пазухой скрадывающего этого глухаря охотника, а читая, поделятся своими ощущениями!..
Спугнутые с дороги глухари всегда почти садятся на самые вершины высоких деревьев; но оставшиеся на лесинах с ночи или взобравшиеся на них без тревоги часто сидят вполдерева и даже на нижних сучках придорожных деревьев. Поэтому охотнику необходимо смотреть, и смотреть зорко, чтоб не проехать такую дорогую дичину; а глухарь, заметя, что его не видят, нарочно затаивается в густоте сучьев и виду не подаст, что он тут, иногда всего в нескольких саженях от вас. Однажды я проехал таким образом копалуху (глухарку), которая сидела на ветке над самой дорогой и пропустила меня под собой.
Охота эта крайне интересна, неутомительна и заманчива. Первое потому, что глухарь — дорогая и довольно редкая дичь; второе по той простой причине, что охотник все время тихо едет и может от безделья курить, а третье — является само собой, потому что дорога длинна и стрелок все время находится в ажитации; если нет глухарей тут, то есть надежда встретить их там, а коли нету и там, то все еще думается, что они попадутся подальше. Под этим впечатлением охотник незаметно проезжает целые десятки верст, где шагом, где рысцой — смотря по месту, — и не беда, если он попусту проедет всю охотничью дистанцию известной местности, ибо часто бывает, что, возвратясь обратно, он встречает глухарей там, где прежде их не заметил, или они еще не вылетали на дорогу, так как случается очень нередко, что эта дичь бывает на дороге и днем, особенно в тех местах, где проезд невелик и ее мало пугают.
При этой охоте утренний подъезд увлекательнее вечернего, потому что он всегда гораздо продолжительнее; тогда как вечером времени мало и поэтому частенько приходится возвращаться домой в совершенных потемках; а на бесцельном уже пути к досаде охотника случается пугать глухарей! И в самом деле, как не досадно бывает охотнику, когда он, проезжая вперед, не видал, например, ни одного г лухаря, а возвращаясь назад, то и дело слышит их тяжелое хлобыстание крыльев при подъеме и даже видит их самих, когда они, как тени, пролетают мимо и где-то тут же скрываются в темноте или, еще хуже, садятся на окружающие деревья, что чутко слышит привычное охотничье ухо… Не правда ли, читатель, что это своего рода пытка, которую может ощущать только охотник. Да, господа! Слышать и видеть — и не иметь возможности выстрелить по такой дорогой дичи!..
Вот почему многие охотники ездят на глухариный подъезд так, чтоб взять вечер, ночевать в поле и утром снова отправиться на охоту. По-моему, это двойное удовольствие, потому что в начале осени ночевать на чистом воздухе, попить с приятелем чайку, пропустить по рюмочке где-нибудь под свежим стогом сена и приятно побеседовать у огонька — иметь свои ощущения, которые как-то не так удаются даже и в роскошном кабинете, перед дорогим камином.
В хороших глухаристых местах эта охота бывает добычлива, и мне не раз случалось возвращаться домой с двумя, тремя и даже четырьмя глухарями за одно поле.
Надо заметить, что глухарь — очень крепкая птица и его надо стрелять не торопясь, как можно вернее, потому что подраненный, особенно с вершины могучего дерева, он улетает далеко и прячется едва не хитрее тетерева. Отыскивать же отлетевшую добычу при утреннем или вечернем полусвете — дело мудреное и требует большого навыка.
В сентябрьской книге журнала 'Природа и охота' за 1884 год в статье моей 'Подъездная охота в Сибири' вкралась ошибка в чертеже сибирской качалки. Напечатанный рисунок показывает так, что будто бы оглобли экипажа проходят и прикрепляются к подушке и оси спереди колес, тогда как в натуре колеса помещаются на обыкновенном месте, а оглобли утверждаются в подушке позади колес. Почему некоторые к оглоблям и концам оси приделывают обыкновенные тяжи.
Кроме того, в той же статье на первой странице уважаемым редактором в выноске сказано: 'Вероятно, здесь почтенным автором подразумевается толай (Lepus Tolai)'. Нет, под словом кролик я подразумевал настоящего или, лучше сказать, обыкновенного кролика (Lepus cuniculus), который в массе живет на нашей западной окраине и где его держат многие хозяева при своих жилищах. Что же касается толая, то он водится, кажется, только в Восточной Сибири (Толай (Lepus Tolai) водится у нас в России не только в Восточной Сибири, но и на Сырдарье, и в степях близ Аральского озера, и даже на Усть-Урте. Кролик же обыкновенный (Lepus cuniculus) в России в диком состоянии нигде решительно не встречается. Его родина — Африка, где он живет на свободе. Оттуда он перешел во Францию и Западную Германию, где успел уже акклиматизироваться, в России же пока встречается только в домашнем состоянии, почему тот факт, что его многие держат при домах, не может служить доказательством богатства фауны. — Ред.) ('Записки охотн. Вое. Сибири'). При слове кролик я подразумевал западную границу нашего отечества в смысле богатства родной фауны.
VIII. Лучение тетеревей
В Западной Сибири между промышленниками и некоторыми охотниками существует особый род охоты за тетеревами, который сибиряки называют лучить тетерь. Способ этот крайне оригинален, интересен и едва ли известен большинству охотников в России. Думаю, что будет нелишним, если я сообщу о нем в своих заметках.
Лучение тетерь производится только по снегу и то тогда, когда выпадет его настолько, что тетери начнут спать в снегу и он совершенно закрывает ночлежников. Следовательно, тут время этого промысла определить трудно, ибо часто случается и у нас в Сибири, что снегов не бывает до декабря и даже января, и наоборот — бывает и так, что глубокие снега выпадают чуть не с начала осени, как, например, в первой половине октября месяца. Кроме того, лучение тетерь находится в тесной зависимости от состояния погоды, что легко усмотрит читатель из продолжения статьи.
Для лучения тетерь употребляется особого рода инструмент, который называется здесь накидкой, наметкой и напоминает своим устройством обыкновенный рыболовный сак или ту же наметку.
К крепкой рукоятке аршина 3 У 2 или 4 длиною приделывается деревянная и — редко — железная четыреугольная рамка квадратной формы, каждая сторона которой равняется 5, 6 и редко более четвертей.
