Возле шкафа на составленных рядком четырех стульях действительно лежал ответственный капитан, сопел и иногда сучил во сне длинными ногами.
Плахов отвернулся.
За три часа, что прошли после чудесного возвращения Ларина, Дукалиса и Рогова, они успели сделать много чего.
А именно: экспроприировать припасенный Шаховым грузинский коньяк, обнаружив бутылку в ящике его стола, в компании с каким-то старшим лейтенантом выпить портвейну, залакировать его пятью бутылками пива, выслушать крик души Плахова: «Злые вы! Уйду я от вас!», отнести Плахова вниз и повалять в снегу, дабы немного остыл, помириться с Плаховым, отправить его за добавкой в ларек на соседней улице, остаться недовольными количеством принесенного, строго выговорить старлею за незнание принципа «оптимального соотношения стоимости и качества», когда тот принялся спорить, и в очередной раз выбросить в снег, но теперь уже — просто из окна в сугроб.
«Не умеют пить, — грустно подумал Плахов, уже успевший вернуться с холодной улицы в жарко натопленное помещение. — Особенно Ларин. Да и Дукалис не лучше».
Капитан заворочался на стульях и свесил вниз одну руку.
«Как пить дать — свалится», — мстительно прикинул обиженный на весь белый свет старший лейтенант.
Плахов огляделся по сторонам, и тут его взгляд упал на кактус, одиноко стоявший на подоконнике.
Стараясь не шуметь, он поднялся со стула, ощутив, как болит каждая клеточка его избитого тела, снял с подоконника колючее растение и поставил кактус на пол возле спящего Ларина.
Предвкушающе улыбнулся и на цыпочках убрался за дверь.
— Мурка! Ты мой Мурёночек! Мурка! Ты мой котеночек! — торжественно отбивая по столу такт ладонью, подхватил припев старинного шлягера оперуполномоченный Вася Рогов. — Мурка! Маруся Климова!..
Но допеть ему так и не удалось, потому что в этот момент дверь кабинета решительно распахнулась и на пороге во всей красе парадного подполковничьего милицейского мундира предстал Николай Александрович Петренко, величаемый за глаза оперативниками «Мухомором».
— Та-а-ак, — угрожающе протянул вошедший, потянув носом. — Празднуем? А работать кто за вас будет?
— Да мы… мы ничего, Николай Александрович, — на правах старшего по должности ответил за всех Дукалис, одновременно стараясь незаметно затолкать ногой под стол пустую бутылку из-под водки. — У нас тут, так сказать, производственное совещание. План оперативных мероприятий отрабатываем.
— Оперативных, говоришь? — Брови Мухомора медленно поползли по лицу, и он изумленно взглянул на старшего опера поверх очков в стиле «а ля Познер». — А разрешите поинтересоваться, в каком притоне вы собираетесь петь про эту… как ее… бандитскую Марусю?
— Это не бандитская Маруся, товарищ подполковник, — решительно возразил Дукалис, — а героически погибшая на своем посту сотрудница уголовного розыска. Сегодня Первое мая, праздник весны и труда… естественно, героического! Вот и песни подбираем соответствующие моменту.
— Какие-такие «соответствующие»? — попробовал возмутиться начальник райотдела. — Злых урок славите, товарищи?!
— Да что вы, Николай Александрович! Там же сказано: "Даже злые урки и те
— Вот я и говорю, — не сдавался Мухомор, поморщившись, словно от зубной боли, — что агентурная работа требует особого артистизма, такта, ответственности, чувства юмора наконец. А вы орете на весь райотдел. Не надо бы этого, а то, понимаешь, поймет кто неправильно…
— А мы одновременно к смотру строевой песни готовимся, — опять нашелся Дукалис. — Согласно последнему циркуляру номер… номер два ноля сто пятьдесят! Вот Рогов речевку и репетирует. А вы что, за этот циркуляр не расписывались?
Вася усиленно закивал головой, стараясь не дышать свежим перегаром в сторону начальника райотдела.
— Ну-у, ты тут не очень-то, — медленно протянул Мухомор. — Руководящие документы я получше вашего знаю. А вот почему исполняете не вполне жизнеутверждающе — не пойму. С огоньком к службе относиться надо. В общем, чтобы к установленному сроку все было как положено. Смотрите мне… — И, назидательно погрозив подчиненным пальцем, начальник удалился с чувством выполненного служебно- супружеского долга.
Подчиненные, коих чуть не поимели по Уставу со всем присущим Мухомору рвением, почтительно покивали.
Некоторое время, пока шаги подполковника глухо затихали в глубине коридора, в кабинете висела напряженная тишина. Первым ее нарушил Дукалис.
— Блин, сколько раз предупреждать надо, чтобы дверь на ключ закрывали! А ты… — Старший опер угрюмо взглянул на ссутулившегося Васю. — Ты чего разорался, как постовой на бомжа?
Оправдаться Рогов не успел. Дверь снова распахнулась, пропуская очередного визитера, начальника отдела уголовного розыска Соловца.
— Ну? И какой такой циркуляр мы выполняем? — безо всяких предисловий ехидно осведомился вошедший у Дукалиса. — Можешь не отвечать. Только я теперь по твоей милости назначен ответственным за эту вашу… мать… самодеятельность. Ты чего Мухомору про какие-то пионерские речевки наплел?
— Извини, Георгич, — развел руками старший опер, — так получилось. Сидим, понимаешь, Первое мая отмечаем, а тут Мухо… ну, подполковник Петренко, в общем…
— В общем, — прервал его Соловец, — с вашим творчеством потом разберемся. А ты… — Он поманил пальцем Дукалиса. — Ну-ка, выйдем-ка на минуту.
Старший опер выскользнул в коридор следом за начальником ОУР.
— Георгич, чего ты взъелся?
— А ты чего? Совсем офонарел? Сколько лет в конторе служишь и все не можешь выучить первый закон кабинета? Двери запирать надо! В общем, так, слушай сюда: сейчас берешь молодых, — Соловец кивнул на дверь, — и валишь с ними хоть к черту на рога, но чтобы я вас здесь сегодня не видел. А будет Мухомор спрашивать, где были, — я с вами строевой подготовкой на улице Стачек занимался. Ясно?
— Ясно, — радостно закивал Дукалис, — щас все исправим. — И быстро юркнул в кабинет: — Ребята, еще по одной, на ход ноги, и валим отсюда по-быстрому.
За стеной послышались грохот разъехавшихся и упавших стульев и дикие крики Ларина, сверзившегося наконец со своего лежбища и угодившего задом на вовремя подставленный кактус.
Игорь опустил глаза и незаметно для окружающих усмехнулся.
Какая-никакая, а месть. И не месть даже, а шутка обычная, добрая такая.
Вася Рогов едва не выронил из рук белый одноразовый стаканчик и удивленно взглянул на стену.
— Не отвлекайся. — Дукалис сноровисто порубил ножом разложенную на газете «Час Треф» жирную скумбрию.
В дверях материализовался Ларин в позе Одинокого Бедуина, Собирающего Трюфели.
— Андрюша! — Рогов с проворством и точностью лаборанта из института органической химии разлил по стаканам самогонку, выверяя дозу чуть ли не до миллиграмма, и поставил ополовиненную бутыль на стол. — Поведай нам — что случилось?
— У-у-у, — тоненько заскулила жертва коварного Плахова и развернулась кормой к собравшимся. — Мужики, что у меня сзади?
