– Ах, какие люди-то, люди-то! Век бы им жить. Али добрые завсегда недолго живут, а?
– Добрые – они потому и добрые, Лиза, что свою жизнь не жалеют для других. Долголетья у них нету.
– И правда! Вот у нас на Каче лонись старик помер – скоко душ сгубил, не счесть, а прожил сто три года! Ужасть! Али вовсе бога нету, што злодеям долгая жизня, а вот как Христу – короткая?
– Экая ты, Лиза! В какую глубь ныряешь?
Петухи пропели на Каче первую побудку, кобель взлаял в ограде, и тут раздался стук в ворота калитки. Лиза испугалась:
– Ктой-то?
– Иди, Лиза! Я спрошу, – сказал Ной, быстро натягивая китель и вынув из кобуры кольт.
II
Нежданные гости – Прасковья и Артем!
Им тоже не до сна в эту тревожную, жуткую и вместе с тем погожую июльскую ноченьку…
Прасковья – в монашеском черном платье; она живет теперь с монашками, в их обители, где и работает фельдшерицей. Обитель тут же, в городе, невдалеке от духовной семинарии.
Артем в рабочей куртке, в кепке и ботинках.
Сразу к делу:
– Имеются сведения – казаки под командованием есаула Потылицына готовят расправу над нашими товарищами – сообщил он. – Кого именно казнить будут при этапировании – пока еще неизвестно.
Этого Ной не знал!
– Что же делать? – спросил Артема.
– Ничего.
– Как так? Глядеть, что ли? Да я один могу…
– Потому и пришли, чтоб предупредить вас, – сурово и строго заметил Артем. – Ничего вы один, конечно, не сделаете, а дело загубите. В данный момент мы не располагаем такой силой, чтобы поднять и вооружить народ. Следовательно – ничего! Если они справят кровавую тризну над арестованными, тем самым приблизят свой собственный конец.
Ной подумал и сказал:
– Среди арестантов будет и мой брат. Иван.
– И вы для него отыскали квартиру в Кронштадте? – продолжал Артем. – Это неосмотрительно, Ной Васильевич. Крайне неосмотрительно. Иван – молодой парень, не из руководителей. Обыкновенный парень. Ни для контрразведки, ни для белогвардейского правительства никакого интереса собою не представляет. Это ясно. Брат? Но у вас хорошее алиби: брат давно ушел из семьи. Никаких других обвинительных документов в контрразведке против вас не имеется. Это мы знаем совершенно точно!
Ною это тоже известно.
Но – брат же, брат! Чтоб не вырвать его из лап карателей – да Ной вовек не простит себе такого паскудства!
– Если Дальчевский узнает, что Иван – мой брат, да еще член партии…
– Не думаю, – перебил Артем, – чтоб наши товарищи не сообразили уничтожить документы! Большевики, понятно, но документов у карателей не будет.
– Пойду, хоть подышу родными углами да на племянника взгляну, – вздохнув, сказала Прасковья, и к Ною: – Вам хорошо здесь?
– Покуда все ладно.
– У нас только мама ненадежный человек. Но мы ее отправили в Ужур. Пробудет там до зимы. Вы еще не ложились спать?
– Не до сна! Да и со службы вернулся поздно. Богумил Борецкий привязался со своими любезностями, чтоб ему околеть.
Прасковья ушла.
– От Анны Дмитриевны нету вести? – спросил Ной.
Артем помедлил, потом оказал:
– Пока ничего определенного. Но прибыл товарищ из Омска. Особо просил, чтоб мы воздержались от непродуманных шагов.
Вернулась Прасковья, пригорюнилась. Отчий дом! Близок локоть, да не укусишь. Уходить надо!..
Артем еще раз напомнил Ною:
– Держитесь спокойно при этапировании арестованных! За вами будут наблюдать. Это единственный момент для контрразведки, чтоб изобличить вас, как сочувствующего большевикам. Воздерживайтесь от единоличного партизанства.
Ной ничего не ответил. Тяжко! Ох, как тяжко! Если бы был здесь капитан Ухоздвигов, он, конечно, помог бы Ною выручить брата!..
Долго не мог заснуть, ворочаясь на перине. Ночь выдалась тихая, несносно жаркая, душная, как это
