– Про службу в Гатчине утайки не было, – поднялся хорунжий во весь рост: удары надо принимать стоя, как воину. – Про то известно полковнику Ляпунову и вам.
Блин Каргаполова снова расплылся:
– Бог мой! Чего с кем не бывало, хорунжий! Главное – служба сегодня. А вы отказываетесь. Как это понимать?
– Служить – служу, а к шпионству не сподобился.
– Ах, вот как! – поморщился Каргаполов, крайне недовольный щепетильным бородачом.
Предупредил, чтоб о состоявшемся разговоре никому ни слова, тем более чехам. Пожелал хорунжему доброго здоровья и проводил вон из кабинета.
У особняка Ной встретил Сазонова.
– Разве ты теперь здесь служишь, Михаиле Власыч?
Сазонов повел глазами – рядом никого, вздохнул:
– Тут, господи прости. От сотни Кудрина.
– Не знаешь, какого арестованного два казака с офицерами увели в тюрьму?
Сазонов дрогнул, засуетился, глаза в сторону, и, направляясь в особняк, бормотнул:
– Не знаю! Не знаю! – И – хлоп дверью.
«Паскуда подтощалая!» – плюнул Ной.
Улица дымилась пылью – проехал извозчик. Духота, жарища, собаки и те задыхаются, вывалив языки, а Ноюшке холодновато: нутро стынет. Вернется ли башковитый капитан Ухоздвигов? С ним было бы надежнее и безопаснее.
Утром, во вторник, Ной ускакал в слободу Кронштадт подыскать тайную квартиру для брата Ивана. У кладбища встретился с каким-то мужиком. Так и так, не скажете ли, у кого можно снять комнату, и чтоб коня было где поставить, и люди были надежные?.
Мужичок в ситцевой рубахе прицелился:
– В каком понятии «надежные»? По воровству, али по языку?
– От воровства сам оборонюсь!
– Справедливо сказано, господин офицер. Вора за руку схватить можно, а вот за язык попробуй!.. Для вас квартиру, или еще для кого?
Ной присмотрелся к мужику с высоты седла:
– Про то разговор будет с тем, у кого сыму квартиру.
– Задаток вперед будет?
– Само собой.
– За надежность по языку, господин офицер, платить придется дороже, – прищурился мужичок в полинялом картузе. – Ежли скажу: пятьдесят целковых за горницу и десятку за конюшню? В доме – хозяин и хозяйка. Глухая ограда, ворота замыкаются на замок. Кобель в ограде.
– Покажите дом.
– А вот тут, сразу за кладбищем, в Кронштадте. Самое тишайшее место.
– Стал быть, вы хозяин?
– Угадали.
Ной осмотрел ограду, конюшню, амбар, кладовку, горницу с тремя окошками. Места лучше и тише не сыщешь.
Хозяин – Мирон Евсеевич Подшивалов; хозяюшка – Мария Егоровна. Есть еще незамужняя дочь Устинья – фельдшерицей работает в городской больнице, и там же, при больнице, снимает комнатушку, чтоб не ходить ночами домой на окраину города в Кронштадт.
Хозяюшка выкатывала ржаное тесто; топилась русская печь. Ной с хозяином сидели у стола, прощупывая друг друга. Поговорил про погоду, наплыв беженцев, а про власть и переворот – ни слова…
– Издалека будете? – закинул удочку хозяин,
– Не из ближних.
– Вроде погода добрая будет?
– Погодье на погодье не приходится.
– Хоть бы уж что-то определялось окончательно.
– Пора еще не пришла. Солнышко в тучах.
– И то!
Ной поднялся.
– Ну, мне ехать надо. Фатера приглянулась. Как сказали – шестьдесят рублей. Буду здесь, нет ли, а горница за мною. Наперед уплачу за месяц. Дружок должен подъехать ко мне – здесь будет жить. К пятнице надо бы мне купить хорошего коня. Из казачьих бы. В цене не постою.
