Отряд Дальчевского вылавливает разбежавшихся по тайге большевиков…»
В домах купцов, промышленников, сановных чиновников, как в храмовые дни, – ликование и лобызания. Наконец-то!
Хорунжий Лебедь явился на совещание к управляющему губернией полковнику Ляпунову.
Вызваны были начальник городской милиции Коротковский, есаул Потылицын, губернский комиссар Каргаполов, командир стрелкового полка Федорович, 1-го казачьего – полковник Розанов и военный комендант города полковник Мезин.
– Я созвал вас на строго секретное совещание по чрезвычайно важному вопросу, – предупредил Ляпунов. – В ближайшие дни захваченные большевики будут доставлены в Красноярск. Не исключено, что подпольный комитет попытается организовать побег особо выдающихся большевиков. Мы должны разработать меры строжайшего конвоирования арестованных, а также защиту граждан от возможных провокаций со стороны подрывных подпольных элементов.
Меры выработали. В состав конвоя из стрелкового полка будет выделено 44 человека, особо проверенных, от чехов 50 стрелков, из казачьего полка 40 конных и 20 пеших, под общим командованием есаула Потылицына. Впереди должны идти чехи, в середине солдаты с винтовками, а за ними пешие казаки. Конные казаки составят вторую линию охраны всей колонны арестованных.
Хорунжий Лебедь со своим особым эскадроном, с двух часов ночи и до начала этапирования арестованных должен очистить улицу Благовещенскую, переулки Андрея Дубенского, Батальонный и Архиерейский. На подступах к тюрьме не должно быть ни одного человека, подозрительных – в контрразведку. Арестованных вести по четыре в ряд, на расстоянии четырех шагов ряд от ряда. Наблюдать за выгрузкой и построением их в колонну будет лично начальник гарнизона и управляющий губернией Ляпунов. Общее командование возлагается на коменданта города полковника Мезина.
Ляпунов особо предупредил, чтоб никто не проболтался ни в семьях, ни в гостях о мерах по этапированию арестованных.
Хорунжего Лебедя попросил остаться.
Когда все разошлись из кабинета, Ляпунов подсел к хорунжему, поинтересовался, как он живет, не стеснен ли материально, у кого в доме снимает квартиру?
– Прошу, – угостил Ляпунов папиросой.
– Некурящий. Благодарствую.
– Ну, как вы думаете, хорунжий, положа руку на сердце: усидят большевики с Лениным в Москве? Вы знаете, что шестого июля в Москве было восстание?
Хорунжий впервые слышит о восстании.
– Было, было! Левые эсеры восстали.
– Знаю таких, – кивнул Ной. – В полк к нам в Гатчину приезжал агитатор. Митинг созывали. Из кожи вон лез, чтоб казаки и солдаты сложили головы за мировую революцию.
– Ну и как?
– В тот же день служивые посыпались из полка. И комитетчики сбежали. Остался я один с комиссаром в штабе и при конях, которых кормить нечем было – сено и фураж сожгли.
– Ха-ха-ха! Вот, представляю, картина была!
– Хуже некуда. За мировую, а так и за прочую, чужую, как в других державах, русские кровь проливать не пойдут. От своей задохлись…
– Ха-ха-ха! – покатывался Ляпунов. – Однако! Тут еще ничего неизвестно, – усомнился Ляпунов. – Социальный прогресс говорит нам совсем другое.
– Про прогресс ничего оказать не могу. А думаю: у каждого человека, какой бы он нации не был, одна манера – руки к себе гребут, а не от себя. Социалисты толкуют: человек при каком-то новом порядке отгребать будет от себя, а не к себе. Сам не поест, следственно, а соседа кормить будет. Такого человека ни одна баба еще на свет не народила. Только курица от себя гребет, а прочая живность к себе.
Полковник хохотал до слез, липуче приглядываясь к хорунжему.
– Я рад, что мы с вами единомышленники. Но я ни разу не видел вас в Доме офицерского собрания. Надо бы побывать там. Вы же видный офицер.
– Какое! – отмахнулся Ной. – Офицерство мое, скажу, по нечаянности. Великий князь пожаловал за полк, когда вывел его из окружения. Вот кабы он с чином ума прибавил… А так – был казак на четырех копытах, и остался на тех же копытах.
– Напрасно скромничаете, – усмехнулся Ляпунов. – Я бы вас сию минуту назначил командиром полка.
– Оборони господь! Я не фарисей.
– Причем тут «фарисей»?
– Фарисеи, как по евангелию, брали на себя божью и мирскую власть. От жадности и властолюбья-то. В каком звании кто призван быть, в том должен оставаться. Как по уму, следственно. Не брать сверх того, что можно. Или конь один потащит на хребте мельничный жернов?
Полковник призадумался: не взял ли и он на себя мельничный жернов?
– Ах, да! Давно хотел спросить: вы не помните, при каких обстоятельствах арестован был Дальчевский в Гатчине?
Хорунжий построжел:
– Как за поджог окладов с фуражом и продовольствием.
