пароконной упряжкой. На многих оседланных конях были вьюки с теплой одеждой, провизией и боевыми припасами в сумах.
Тела убитых казаков и милиционеров освободили от одежды и сапог – добро сгодится.
Собрали карабины, шашки, винтовки, ремни с патронными подсумками.
Начался стихийный митинг.
На паперть поднялся длинноногий Кульчицкий:
– Товарищи! Даешь восстание! Другого выхода нет. Ни часу промедления на сборы, иначе уездное правительство успеет стянуть в Минусинск всех казаков округа, и тогда будет поздно!..
– Восстание! Восстание! Все пойдем на восстание! – галдели мужики и бабы. – Возьмем вилы, топоры, кому не хватит оружия! Довольно терпеть живодеров!
– Надо выбрать главнокомандующего! – крикнул мужик в шабуре, пробираясь на паперть.
– Есть у нас главнокомандующий! – сказал Василий Ощепков. – Станислав Владимирович Кульчицкий!
– Кульчицкий! Кульчицкий!
– Все пойдем за главнокомандующим!
– Убивать злодеев! Мстить за пролитую кровь!
– Тише, товарищи! – попросил Кульчицкий. – Будем действовать обдуманно. Надо призвать к восстанию минусинскую дружину – не все там стоят за правительство карателей. Немедленно откомандируем туда гонцов. Казаков из станиц не выпускать! Разоружать их по мере возможности! Вооружайтесь и будем действовать. Разобьемся на три отряда. Командирами предлагаю Алексея Пескуненкова, Василия Ощепкова и Ивана Васильева. Он сегодня отлично командовал боем. Я его знаю, товарищи. Это наш человек!
Псаломщика Феодора, теперь уже просто Федора Додыченко, единогласно избрали писарем в штаб: пишет разборчиво и красиво.
Разослали нарочных по всем деревням и селам уезда во все концы!
Кульчицкий с Ноем, прямо с площади, помчались в волостное село Сагайское, в семи верстах от станицы Каратуз, чтоб спешно поднять там повстанцев и не дать вооруженным казакам проскочить в Минусинск.
Во втором часу дня раздался набат в Сагайском. Петр Ищенко, командир Сагайского отряда, забравшись на колокольню, ударил в колокола.
Набат этот слышен был и в Каратузе. Станичному атаману Шошину сообщили, что в Сагайске, кажись, пожар.
– Пущай горят все к едрене матери! – отозвался Платон Шошин.
А в Сагайске в это время уже организовался отряд повстанцев из семисот человек. Из них – двести женщин. Народ вооружен был кто чем: дробовиками, винтовками, берданками, вилами, топорами. Ни один беляк не был пропущен через восставшее село Сагайское в Каратуз.
Из Сагайска откомандировались конные гонцы во все села и деревушки волости. Кульчицкий с Ноем, не задерживаясь, поехали в Большую и Малую Иню. Потом в Тесинскую волость.
Вскоре число повстанцев превысило десять тысяч человек и охватило 20 волостей.
Казаки Каратуза оказались в мышеловке…
Разноликая, плохо одетая, вооруженная чем попало – от револьверов всех систем до стариннейших пищалей, толпа крестьян двинулась на Минусинск…
Восстание!..
VIII
Белая Елань тоже вздыбилась: из Сагайска прискакали вооруженные мужики, возвестив о повсеместном восстании.
Старосту, Михаилу Елизаровича Юскова, поймали у поскотины: бежал на лошади в Каратуз.
– А ну, спешивайся, да пойдем в сборню!
Из Дубенского подоспели Мамонт Головня, Аркадий Зырян и еще четырнадцать мужиков с ними; не припозднились. Михаила Елизарович, как увидел Головню с Аркадием Зыряном, так и похолодел: за порку шомполами, за кровь старого Зыряна с кроткой Ланюшкой спрос будет определенный – кровь за кровь!
– Попался, кровопийца? – сказал продымленный у костров, заросший бородою Аркадий Зырян. – Ну, сказывай, как исказнил моих родителей!
Старец тополевской общины, Варфоломеюшка, явился к хворому духовнику, Прокопию Веденеевичу, отведавшему не в малой мере шомполов и с той поры лежащему в постели.
– Восстанье, гришь? – спросил Прокопий Веденеевич. – На белых анчихристов со казаками- кровопивцами? Славно, славно!
– Да ведь за Советы восстанье, – напомнил духовнику Варфоломеюшка. – Можно ль подымать праведников за власть безбожников? Аль мы не пели анафему Советам?
Одолевая тяжкую хворь, Прокопий Веденеевич поднялся, спустив босые ноги на пол, спросил:
– За Советы, гришь? Али не было у тебя раздумья, Варфоломеюшка, опосля сверженья Советов? Што поимел народ от белой власти? Али не явились люду псы рыкающие, скверну изрыгающие, телеса наши казнящие? Али не грабют люд денно и нощно? Али не выдавили из нас недоимку за три минувших года? Слыхано ли то! Али ждать, когда белые кишки из нас-выпустят?
