– Вот Митька привезет из района.
– Не было у вас никакого договора! – утвердил Вихров. – И какой может быть договор, когда вы член колхоза? Мы же вас не отправляли в охотничество.
– Как не отправляли? – уцепился Михей. – Вот Павел Тимофеевич пусть подтвердит: само правление, когда он, значит, хозяином был, разрешало нам работать для промысла.
– Кто разрешал? – опешил Лалетин.
– Да ты же сам и разрешал.
– Я?
– Апроська, позови Нюську. Пусть она скажет.
Павлуха обалдело уставился на Михея.
– Как же Нюська может знать, что я говорил, если она грохота пушки не услышит?
– Нюська-то? – Михей облегченно перевел дух, почуяв слабинку наступающей стороны. – Ты, кажись, засматривался на Нюську-то, Павлуха. Аль запамятовал? То-то и оно! Разговор имел с ней. – И, глянув на Степана, заискивающе пояснил: – Сколь раз вел с ней собеседование. Она ему говорит, а он ей на бумажке ответы пишет. Вот на бумажке ейной ты и написал, что, ежели, мол, Михей Васильевич промышляет охотой, то правление колхоза не против охотников. Для охотников тайга – плацдарма. А теперь, што жа, в обратную сторону? Ишь как! Бумажки-то я еще вечор подобрал с твоими записями на вопросы Нюськи. Хотел вот показать Егорычу, что, значит, не по своему норову ударились мы в тайгу. По закону! Как ты был власть колхозная – ты и разрешения давал. А што дело у вас расклеилось с Нюськой, так здесь моей вины нету.
Лалетин, потупя голову, молчал. Он здорово влип! Как же он не предусмотрел уничтожить те записки?
– Спомнил? – сверлил басок Михея.
Павлуха выцарапывал из уголка глаза сорину, морщился.
– Где там запропастилась Апросинья? – засеменил Михей к крыльцу.
– Ты што же, Егорыч, делаешь с нами? – напомнила о своем существовании старуха. – Я ить довожусь тебе сватьей.
– Ясен вопрос? – спросил у Степана Вихров.
– Все ясно, – заговорил Степан. – Человек спиной повернулся к социализму, ко всей Советской власти, какие могут быть разговоры?
С крыльца избы, по-молодому прыгая через ступеньки, летел Михей с «пустяками Павлухи». Передал пару бумажек Степану, хитро сощурился.
Вот что прочитал Степан в первой бумажке:
«Нюсечка, напрасно волнуешься. Отец и брат твой – охотники самые первые. Их дело таежное – пусть живут. А если ты дашь согласие быть моим другом жизни, – простору хватит для всех нас. После перевыборов я займу должность начальника участка леспромхоза. Или пошлют меня директором совхоза. Как скажешь, так и жить буду. А не говори, что мои слова про любовь одни пустяки. Я бы тебе день и ночь писал про любовь».
Степан поморщился, будто хватил ложку тертой редьки.
На другой записке было написано:
«Зря волнуешься, Нюся. Мало ли чего не треплют по деревне. Я председатель и никакого протеста не имею против Михея Васильевича. А бабьих сплетен никогда не переслушаешь. Скажи: кто тебе говорил, что я покрываю твоего отца?»
Степан протянул записки Михею.
– Храни. Или брось.
– Што? – пригнул голову Михей.
– Ерунда – все эти любовные записочки.
– Само собой, – Михей вздохнул, пряча в карман записки.
– А дело тут серьезное. Вопрос поставим на общем собрании колхоза.
Челюсть у Михея отвисла. Как-то сразу он почувствовал, что в надворье вошла такая сила, которая действительно может скрутить самого Михея. И что эта сила сомнет его, изжует и вышвырнет вон из привычной кормушки. А куда? «Куда-х-та-тах», – голоснула рядом курица со взъерошенными перьями.
– Кыш, погань! – пхнул Михей курицу.
На возвышении крыльца показалась Апроська, а за нею Нюська, в ситцевом цветном платье, с открытым, напряженно слушающим и разглядывающим взглядом больших светлых глаз. Она медлено сошла по ступенькам.
Сомкнув брови, Степан в упор глядел на Нюську.
«Что он на меня так смотрит?» – беспокоилась Нюська, подняв брови. Она еще не знала, кто этот человек в армейском плаще, плечистый, с пристальным взглядом черных глаз. Она даже не знала, что Павлуха Лалетин, ее бывший поклонник, уже не председатель колхоза. Ей никто ничего не написал о переменах в деревне. А какие-то перемены есть! Она это поняла по встревоженному состоянию отца.
– Что случилось, Павел Тимофеевич? – спросила Нюська, по обыкновению протянув Павлухе маленькую записную книжку с карандашом.
