— Нет. У меня ничего подобного не было. Он сам. Он знал, куда бежал… Это не глюки, ты не думай. У меня крыша в порядке. Но он сидел на одеяле. Я видела. У меня ночник горел. Он испугался. Когда я его стряхнула, он шмякнулся на пол. Он тяжелый был… Ты не веришь? Вот от него же и осталось. Вот, смотри.
Она подняла с пола прозрачный шприц-тюбик.
— Он ткнул им меня в бедро, но в кармане кимоно лежала заколка для волос. Она кожаная, я в Венеции купила. Вот она — видишь? Он ее не проколол.
Еремеев повертел в пальцах кусочек тисненой кожи, каким модницы перехватывают волосы в пучке. Он знал по Афгану, как подобные пустяки не раз спасали жизнь счастливчикам. У него самого вмялся в ящике стола портсигар с застрявшей пулей.
— Я же говорил тебе, они постараются тебя убрать. Имитация суицида, чего проще…
— Чего-чего?
— Суицида. Ну, самоубийства на почве стресса, пережитого в Шереметьеве. Все очень логично: не смогла пережить позора, изнасилования…
— Да ничего же не было!
— А ты откуда знаешь?
— Мне врачи в Склифе сказали.
— А записка?
— Это не я писала. Почерк мой. Но я не писала.
Еремеев посмотрел записку на свет.
— Смоделировали на компьютере. Потом аккуратно обвели. Дешевая работа… Листок не из твоего блокнота?
— Кажется… Он попросил как-то, торопясь, листок бумаги. Записывал что-то на бегу… Мой, точно. Это он подделал…
— Такой рослый с усами подковой вниз, как у Мулявина?
— Да. Ты его знаешь?
— Он внизу. Сидит в «мерсе» с напарником.
— «Мерс» белый?
— Белый.
— Тогда он… Он поднимется. У него ключи есть.
За зеркальной стеной глухо стукнул противовес лифта. Еремеев машинально посмотрел на часы: половина четвертого.
— Это он! — вскрикнула Карина, прислушиваясь к шуму поднимающейся кабины. Внутренние стены небоскреба были слишком тонкими для громких звуков. — Пожалуйста, запри дверь!
Она сама метнулась в прихожую, но Еремеев успел схватить ее за руку.
— Ложись! Немедленно падай на пол. Ты уже мертва. Понимаешь? У нас считанные секунды. Делай, как я говорю! Ну!
Карина покорно опустилась на палас, раскинула руки, при этом коварное кимоно приоткрылось в самых соблазнительных местах, так что Еремеев, сам того не желая, стянул одеяло и принабросил его на «умершую». Он опрокинул фужер в изголовье, швырнул на пол подушку и сбросил телефонную трубку. На глаза ему счастливо попался «кодак»-автомат, лежавший на журнальном столике, он схватил его и ринулся в прихожую — «носом к шторму», как говаривал командир подводной лодки, распахнул дверь и вышел в холл. Навстречу ему двигался усатый амбал, хозяин белого «мерса». Тот слегка оторопел при виде распахнутой двери и странного типа, выходящего из квартиры подруги. Не дав опомниться, Еремеев сунул ему под нос красную книжицу:
— Московский уголовный розыск. Прошу быть понятым и подписать протокол осмотра места происшествия.
— Чего случилось-то? — настороженно спросил верзила.
— Обычный суицид. Самоубийство на нервной почве, — как можно равнодушнее пояснил Еремеев. — Проходите. Мне еще второй понятой нужен.
И он нахально нажал кнопку соседского звонка. Парень нехотя вошел в квартиру и замер в прихожей, опасливо разглядывая «труп» на полу. Вспышка еремеевского «кодака» заставила его вздрогнуть. Следователь несколько раз заснял место происшествия, причем в последний раз в кадр попал и ночной визитер, отраженный в зеркальной стене.
— Вы ее знакомый? — спросил Еремеев.
— В первый раз вижу. Я вообще-то не на этот этаж ехал. Мне выше.
На лице Карины не дрогнул ни один мускул. «Молодец, хорошо играет, — мысленно похвалил Еремеев. — Ей бы на Таганке…»
— Протокол подпишете?
— Нет. По судам потом затаскаете. Некогда мне. Вон соседи пусть пишут.
Из-за плеча парня выглядывала старушка в ночном халате, выбежавшая на звонок.
— Что случилось-то?! Ой, господи!.. Такая молодая. Сердце? Сейчас молодые мрут как мухи. Все мрут — и старики, и молодежь. Ну и времечко окаянное!
Владелец «мерседеса» направился к лифту, а соседку Еремеев вежливо, но твердо выпроводил из квартиры и захлопнул дверь.
— Воскресай! — разрешил он Карине. Та медленно, точно и в самом деле отходила от смертного сна, поднялась, подошла к зеркалу.
— Боже, на кого я похожа?!
— У нас очень мало времени! Сейчас твой кавалер очухается и придет сюда вместе с подельником. Собирайся!
— Куда?
— Куда угодно. Но сейчас нужно немедленно уйти отсюда. Слышишь?
— Да, — робко повиновалась она его жесткой напряженной воле.
— Возьми с собой документы, деньги, ценности. Кое-что из одежды. Но самый минимум.
Последнее распоряжение было явно неточным: то, что женщине покажется минимумом, мужчина унесет в двух чемоданах. Гардероб в прихожей по своим габаритам, как и по своей значимости в этой квартире, делил пальму первенства с широченной кроватью. Карина швыряла в объемистую адидасовскую сумку платье за платьем, батники, кофточки, юбки, туфли…
— Уймись! — остановил ее Еремеев. — Одевайся сама.
— Во что?
О, это был чисто женский вопрос, столь хорошо ему знакомый. Тут можно было безнадежно завязнуть во всяких «это мне не идет» и «это сейчас не носят». Голосом, не терпящим никаких возражений, Еремеев рубанул сплеча:
— Джинсы. Кроссовки. Свитер. Куртка. По-походному! Три минуты и никакого марафета!
Он еще раз глянул вниз с лоджии. Белый «мерс» все еще стоял у подъезда. Неужели поднимутся оба? А зачем? Похоже, усатый поверил в удачный исход своей акции. А если не поверил? А если спросил себя или напарник спросил его — как так быстро оперативники успели узнать про самоубийство да еще прибыть на место, спустя каких-то полчаса? Да так, что мы их и не заметили? Что, как придут разбираться?
— Быстрее, быстрее! — торопил он Карину.
Та все же успела приникнуть к зеркалу, стирая тушь под глазом. Последними в бездонную сумку полетели косметичка и кимоно. Еремеев успел добавить туда и фотоаппарат. Все!
Он сам застегнул молнию и забросил лямку на плечо. Тяжелая, черт… Карина захлопнула дверь и заперла все три замка. Они вошли в кабину лифта, исписанную фломастерами, как стены поверженного рейхстага. Еремеев нажал подплавленную сигаретой кнопку третьего этажа. Но между седьмым и шестым надавил красную клавишу «Стоп». Встали.
— Подождем пока не уедут. Нам деваться больше некуда. Выход из подъезда только один.
Карина присела на сумку, устало уронила голову на колени, обтянутые голубыми джинсами.
— А как ты узнаешь, уехали они или нет?
— Выждем время — выгляну… Уедут, куда они денутся… А если на твой этаж начнут подниматься —
