Пишу и думаю, а зачем? Что хочу доказать? Кому объяснить? Наверное, прежде всего себе самой. Приходят какие-то странные мысли, что необходимо завершить все важные дела… Боюсь не успеть, и многое останется недосказанным, а кроме меня, этого сделать никто не сможет. Может, это дурное предчувствие? Собственно, почему дурное? Как я живу? Зачем? Живу по чужому сценарию, причем начала жизнь по-своему, а потом однажды обнаружила, что шпарю какой-то бездарный текст очень бездарного сценариста. Ни роль, ни текст меня не устраивают, но продолжаю играть и говорить по инерции и не могу остановиться, хотя уже нет сил продолжать.
Такие люди, как я, не вызывают ни уважения, ни сочувствия. Не вписалась в поворот – сама виновата. А я и не спорю, конечно, сама. Все видела и понимала, но думала, что я ведь необыкновенная и у меня все будет не так как у всех. Судьба подарила мне любимого человека. Я ждала этого счастья, и оно пришло. Все было прекрасно: и бешеная страсть, и романтические отношения, и забота, и подарки.
Я стала работать в его мастерской, любовная эйфория меня неимоверно вдохновляла, и я работала, писала картины одну за другой, просто так, для своего удовольствия. Мне не надо было их продавать, я же ни в чем не знала нужды.
Микис часто ездил заграницу. Всегда привозил оттуда кучу подарков, мечтал о детях, но как-то у нас не получалось, впрочем, сейчас я рада этому. Теперь-то знаю, что во время нашей запойной любви он женился на иностранке, у него родился ребенок.
В тот же период еще одна женщина в Москве родила ему сына. А многочисленные романы, подробности которых иной раз попадали в газеты? Правда, тогда я верила каждому его слову, искренне считала, что, для того чтобы продвинуться, надо обязательно пристегнуться к знаменитому имени и размахивать этим именем, как боевым красным знаменем. Тогда постепенно все привыкнут и к твоему имени, и оно в конце концов тоже станет известным. Я всегда считала, что Самсонов знает, как поступать в этой жизни, все делает правильно, что я именно та женщина, ради которой он себя создает, которая его вдохновляет и помогает в творчестве, очень помогает. Потихоньку он стал продавать мои работы, якобы после того, как немного их подправит, и я была этому очень рада. Да рада, потому что это подтверждало, что я ему необходима.
А он был необходим мне, и я готова была носом землю рыть ради него, а не только рисовать какие-то картинки, работа над которыми приносила мне огромное удовольствие. Что еще нужно для счастья?
Он с радостью принимал в своем доме моих друзей, в основном бывших сокурсников по институту. Сдружился с моим близким товарищем Викентием, который начал было карьеру карикатуриста, но что-то у него не пошло. Я считаю: характера не хватило. Викентий был типичным представителем фиговой богемы – любил выпить, погулять. Вот и прогулял тот момент, когда надо было сделать над собой усилие, набрав воздух, вытолкнуться на поверхность. В общем, упустил Викентий свою жизнь и свою удачу. А Мика его всячески поддерживал, помогал находить какие-то заказы, правда, за очень маленькие, но все-таки деньги, в которых Вика всегда жутко нуждался. Значительно позже выяснилось, что заказчиком был Микис, который потом сам же эти работы (в основном портреты, сделанные с фотографий) продавал очень дорого. Кроме того, он пристраивал Викины пейзажи, натюрморты, цветы.
Я жила, как в сказочном сне. Однако нельзя вечно витать в облаках, когда-то наступает и пробуждение. Этот день настал. Мика в очередной раз уехал в зарубежную поездку, говорил, что там есть заказчики, что какие-то галереи покупают у него ранние работы (ведь с момента нашего знакомства ему некогда было заниматься живописью). Самсонов говорил, что уже достаточно наработал, для того чтобы сделать имя, которое потом будет работать на него. Я гордилась своим любимым.
Я была дома одна. В дверь Микиной квартиры позвонили. Открыв, увидела на пороге незнакомого человека средних лет. Холеный, очень дорого и элегантно одетый господин, источающий сильный запах денег. Спросил Самсонова и, узнав, что сейчас тот уехал заграницу и будет только через неделю, очень расстроился.
– Что же делать? Что же делать? – причитал неожиданный гость.
– А в чем проблема? – неожиданно для самой себя спросила я. – Может быть, я смогу чем-нибудь помочь.
– К сожалению, нет. Мне нужен именно художник Самсонов. Я купил у него одну работу и хочу срочно заказать авторскую копию, но не знаю, возьмется он за это или нет. Заплачу как за оригинал. Просто моему партнеру из Австралии она очень понравилась, и я решил подарить ему эту картину, но хочу, чтобы у меня такая тоже была. Ведь авторские копии не менее ценны, чем оригиналы. Не так ли? – рассуждал посетитель.
– Да, конечно, а что за работа, – просто, чтобы поддержать беседу, спросила я.
– О, работа замечательная. Она мне дорого обошлась. Но стоит того, – сказал мужчина, доставая из бокового кармана пиджака конверт со слайдом. – Вот, можете полюбопытствовать. Даже с собой прихватил на всякий случай.
Когда я посмотрела слайд на свет, меня как будто ударило молнией. Это была одна из лучших работ Вики. Букетик одуванчиков. Еще в студенческие годы мы на курсе любили петь а капелла, разложив на голоса, очень красивую песню. Сейчас почти не помню слов, но что-то вроде:
Вроде незатейливая мелодия, но грустная до жути и красивая. Вика обожал ее слушать и петь. Даже нарисовал такой сюрреалистический букетик одуванчиков, от которого уже начинают отрываться стайки парашютиков, а на них спускаются грустные люди, которые вроде и спасаются, но летят неизвестно куда. Работа действительно дивная. И делать с такой работы авторскую копию практически невозможно: уйдет неповторимость момента, точно угаданное состояние. Кстати, я знала, что Вика не раз пытался повторить свой букетик, но тщетно, ничего не получалось. Все вроде бы то же, но впечатление, эффект, которые производил оригинал, исчезали.
Немного придя в себя, приблизительно это я и сказала неожиданному посетителю, ни в коем случае не ставя под сомнение авторство Микиса. На все мои сомнения элегантный господин, которого звали Леонид Михайлович, сказал, что именно эти возражения он и опасался услышать от творческого человека, но, возможно, сумма гонорара компенсирует недостающие звенья ушедшего настроения и поможет его реконструировать.
– И какой же должна быть эта сумма? – спросила я, мысленно представив себе просто немыслимую – 500 долларов. Леонид Михайлович спокойно ответил:
– Я готов удвоить сумму гонорара, который заплатил за подлинник. Думаю 10 тысяч долларов в состоянии вдохновить хоть и входящего в моду, но все же молодого художника.
Честно говоря, в тот момент на некоторое время я потеряла дар речи. Понимала, что Микис дорого продает работы, но что суммы исчисляются тысячами долларов, и подумать не могла. Это было начало 90-х годов. Тогда у многих зарплата была 10–15 долларов, а за десять тысяч, если очень постараться, можно было квартиру купить. К тому же знала, что максимальный заработок Вики при посредстве Микиса максимально составлял долларов 50 за работу, но, чаще всего – намного меньше.
Немного придя в себя, я пообещала передать наш разговор Самсонову, как только он приедет. Сама же, едва закрыв за дорогим гостем дверь, кинулась звонить Вике.
Я еще по наивности всем хотела сделать хорошо: уговорить Вику сделать копию, рассказав какой потрясающий гонорар он получит, сделать сюрприз Мике к его приезду, чтобы копия уже была, и он смог хорошо выглядеть перед своим клиентом. Я до конца еще не понимала всей двусмысленности и странности ситуации.
Вика страшно обрадовался моему рассказу, решив, что Самсонов просто не успел расплатиться с ним за оригинал, а тут еще и копию заказали. С такими деньгами сразу можно решить массу бытовых проблем, которые совсем заели его, и с головой уйти в работу, ведь у него столько планов, так много надо сделать. Всю оставшуюся неделю Вика круглыми сутками выписывал копию, которая на этот раз получилась не хуже оригинала, а в чем-то даже и лучше, поскольку в ней был какой-то огонек задора. Она была, несомненно, грустной, но это была грусть, которую надо пережить, чтобы понять всю полноту радости.
Вернулся Самсонов, и эйфория, в которой мы пребывали всю неделю, разлетелась в дребезги. Это был наш первый скандал. Мика орал, швырял все, что попадалось под руку, возмущался, какое я имела право разговаривать с его клиентом, постоянно выкрикивая фразу, которая рефреном шла через весь монолог:
