Аня была просто сражена красотой орхидей.
– Цветы просто великолепны!
– Вам под стать, – лаконично заметил Володя. – Хотелось сделать вам приятное. Вы вчера были очень расстроены, а я никак не мог вас успокоить.
– Вчера – это было вчера. Сегодня я уже без эмоций смотрю на все, что произошло. Пытаюсь понять, но постоянно натыкаюсь на все новые и новые вопросы. Жаль Андрея. И женщину эту, Татьяну Троцкую, очень жаль. Жила себе – и вдруг ее нет. Вот так жизнь идет, и в один день все разворачивается на сто восемьдесят градусов. Ты теряешься, а потом начинаешь разбираться, как жить в этой, совсем новой жизни. Я всю ночь думала об этом. Много выводов сделала, но сейчас не до того. Главное, надо помочь Андрею – а выводы потом.
– Интересно бы послушать ваши выводы, но – потом так потом...
Шапошников рассказал Ане все, что узнал сегодня утром, и спросил, нашла ли она телефон частного детектива.
– Нашла – и звонила ему. Знаете, я думаю, все это надо сообщить ему. На милицию надежда маленькая. Все, что бы они ни узнали, почему-то оборачивается против Андрея.
– Для них он пока главный подозреваемый.
Аня стала звонить Саше Сивакову, он был за городом и как раз ехал в Москву. Договорились встретиться через час в его офисе и обменяться информацией.
Отлично, у них есть целый час для разговоров не о криминале и не об убиенных авантюристках, и вообще чтобы забыть обо всех неприглядных сторонах жизни.
– Давайте попьем чаю, – предложила Аня.
– А может быть, посидим в какой-нибудь кофейне? Здесь, на Мясницкой, их полно.
– А почему нет? – радостно согласилась Аня.
Володя заметил – она рада уйти из дому и благодарна ему за то, что каким-то шестым чувством он ощутил это.
Ангелина Ивановна была дома, но даже не вышла поздороваться с гостем. Ну о чем теперь говорить – о пропаже писем? О том, как их искать? Она постепенно смирялась с тем, что письма утрачены и что вернуть эту потерю, видимо, не удастся. Привыкала к этой мысли, но касаться самой темы не хотела.
Только когда они вышли из подъезда, Володя справился о здоровье Ангелины Ивановны.
– Со здоровьем все в порядке, но морально она совершенно раздавлена. Я даже не знаю, что делать.
– Как – что делать? Письма найти.
– Спасибо, что этот разговор вы не завели в квартире.
– Я понимаю, понимаю.
– Офис Саши здесь недалеко, в Кривоколенном. Не хотите пешком пройтись?
– Пешком? Интересная мысль. Давайте пешком. Но сначала кофе, а офис потом. Ведите. Это ваш район.
– Мы с курсом любим ходить в «Кофе-Хаус». Кстати, оттуда до Сашиного офиса пять минут. Я, правда, там никогда не была. Мы с Андреем как-то проезжали мимо, он показал. Не думала, что понадобится, а какая полезная информация оказалась, – произнесла Аня с грустной иронией.
– Расскажите мне лучше о своей учебе, вы ведь скоро заканчиваете институт? Чем планируете заниматься? – поспешил Владимир перевести разговор на другую тему.
Они уже зашли в кафе, народу было мало. Выбрав столик у окна, Аня некоторое время сидела молча.
– Я, знаете, почему-то очень спокойна. Мама в натуральном столбняке, а у меня нет никаких чувств, даже чувства потери нет.
– Это оттого, что вы ничего не потеряете. Письма вернутся в семью, все наладится.
– Да я не только о письмах.
– И я не только о письмах, – сказал Володя, глядя ей прямо в глаза.
Аня не отвела взгляд.
Молчаливый диалог прервал официант. Надо было что-то заказать.
– Ну вот, а под капучино все же расскажите о своих занятиях живописью, – вернулся Владимир к нейтральной теме.
– Вам это правда интересно?
– Конечно, я и сам всегда любил рисовать. Мечтаю как-нибудь взять тайм-аут в работе и посидеть у мольберта.
– Как Корбюзье? – грустно улыбнулась Аня.
– Ну, не совсем. Я же приверженец реалистического рисунка. Букеты, портреты. По-простому.
– Что близко, то и надо делать. Букеты писать тоже непросто. И вообще, какая разница, что писать? Важно, КАК это делается. Какое чувство, отношение к жизни вы несете.
– Чувство я несу очень глубокое, – сам не ожидая от себя такого признания, тихо сказал Владимир.
В тон ему, без всякого жеманства и страха, Аня поддержала опасную для обоих тему:
– Я это очень ценю... Всего пару дней назад мне казалось, что я все знаю про свою жизнь на десять лет вперед. Сегодня я не знаю ничего. Сейчас оканчиваю академию, а что дальше? Я покажу вам свои работы. Рассказывать о них я не умею. Говорят, что талантливо. Ну да это говорят. Чтобы быть профессиональным художником, надо, чтобы твои работы покупали. Чтобы продавать, надо иметь имя, а у меня его нет.
– У вас талант есть.
– Сейчас это не столь важно. Обременительно даже. Талантам же надо помогать. А я какая-то очень правильная, чтобы мне помогать.
– Конечно – талантам надо помогать, бездарности пробьются сами. И пробиваются, совершенно замутив голову народу. Может, вы и правы, что неправильность привлекает. Но я консерватор. Мне нравится классическое образование, правильная речь и даже скромность. Хотя, в самом деле, эти качества сегодня ценят немногие.
– Вот-вот, вы меня понимаете. Это для многих странно, когда с уважением относишься к людям. А я ненавижу этот тезис – «people хавает». Не хочу жить и думать, а как бы вот так сделать, чтобы еще больше выдоить этих, которые хавают и хрюкают. Что дает человеку известность, построенная на невежестве?
– Деньги дает. Теперь весь мир так живет.
– Да не весь! Так живет мир желтой прессы.
– Согласен, на самом деле этот мирок не так уж велик, но он диктует свои законы, у него есть механизм навязывания стереотипов и создания поведенческого идеала, единого для всех. Навязать можно все, что угодно. Например, установку быть «как все», равняться на «звезд» – но не на настоящих, талантливых людей, а на тех, кто мгновенно добился известности, как правило благодаря большим материальным вложениям. Ничего, что у тебя пусто в душе, у «звезд» также пусто, но они же не унывают! Кто-то пьет, кто-то каждый день развлекается с красивыми девочками, кто-то с мальчиками, кто-то принимает наркотики. Они этого не стесняются, сообщают об этом, придумывают всякие глупости – за это их и любят.
– Это уже самое дно... Живопись – это все-таки не шоу-бизнес. Хотя раскрутка нужна и здесь.
– Она в любом бизнесе нужна. Просто, чтобы раскрутить абсолютную бездарность, нужен миллион, а таланту достаточно и сотни тысяч, а то и меньше. Этот закон я четко усвоил, издавая журнал.
– Вы даже там о себе не писали и журналистов избегаете, а при этом все вас знают и вы самый востребованный архитектор и дизайнер! – восхищенно сказала Аня.
– Ну, во-первых, я уже много лет этим занимаюсь, – смущенно ответил Володя. – Кому-то нравится, кому-то – нет. Я работаю с теми, кому нравится, дальше они меня рекомендуют другим. Так, по цепочке, заказов мне хватает. Больше чем достаточно. У меня нет никакой известности. Мне она не нужна. Я не хочу быть публичной персоной. У меня и времени на это нет. Но, повторяю, я начинал в другое время, а сейчас раскрутка стоит денег.
– Немалых. Я даже теперь подозреваю себя в том, что не последнюю роль в наших отношениях с Андреем сыграла его готовность вкладывать в меня любые деньги. Но это я сейчас стала понимать, а тогда была так счастлива... Замуж собралась – казалось, что по любви. Правда, больше все-таки думала, что это замужество подарит мне свободу заниматься искусством. В общем, сумасшедшее счастье и в карьере, и в
