вшивость». Одна ни в чем не повинная семья, этакие добрые самаритяне, приглашают ее в дом, кормят, оставляют на ночлег. А на следующее утро они просыпаются на полу, потому что она обокрала их подчистую. Кровати, посуда, даже завтрак со стола. Все исчезло.
Отец вскакивает на ноги. Смотрит на себя в зеркало. Вроде все как всегда. Только отчего-то болит в груди. И в спине тоже. Он проводит пальцами у себя по позвоночнику у лопатки и обнаруживает там отверстие. Небольшое, с детский кулачок. Стойте, внутри у него как-то подозрительно тихо. И тут до него доходит: пока он спал, коварная красотка вскрыла ему грудную клетку и украла сердце.
Он смотрит на жену. Она выглядит так же, как обычно. Он смотрит на девочку и мальчика. Они тоже выглядят как всегда. Он не может понять, украдены у них сердца или нет, и не представляет, как это выяснить. Задать вопрос вслух нельзя, это может разрушить чары и они бездыханно упадут к его ногам словно картонные фигуры, семейка големов. Да и он рухнет наземь. Главный голем.
Он знает, что ему необходимо забрать свое сердце обратно, неважно, где и у кого оно сейчас находится, — иначе он умрет. Он продолжает думать о молодой красавице, как она играла, как заигрывала с ним, какого труда ему стоило оттолкнуть ее, когда она прижала его к стене дома и ждала его поцелуя, и как же он гордился, что сумел сказать
Он поднялся, провел рукой по брюкам. Сейчас он подойдет к указателю у входа, чтобы посмотреть, где расположен отдел справочной литературы, и проверит слово в словаре. Затем пойдет на кассу и купит книгу Евы. Она стоила дешевле, чем та, про горы, кроме того, ему доставляла удовольствие мысль, что это будет первая собственная книга Евы в их доме с тех пор, как эта аферистка Амбер обчистила их дом.
Но в магазине не оказалось нужного отдела.
— Нет… нет такого отдела? — переспросил Майкл.
— Мы не продаем словари, — сказал паренек за кассой. — Когда-то продавали, но перестали. На месте справочной литературы теперь находится отдел иностранных пословиц и поговорок. Он расположен на третьем этаже, там же, где путеводители.
— Ясно, — сказал Майкл. — Спасибо.
Что это за книжный магазин без словарей?! Майкл — из-прошлого устроил бы им сцену, по крайней мере, отпустил бы колкое замечание. Нынешний Майкл достал бумажник, при этом воскликнув, ой, кажется, он оставил свои книги по альпинизму наверху, на столике в кафе.
— Не беспокойтесь, — сказал паренек. — Кто-нибудь из сотрудников увидит их и принесет в зал. Это наша работа. Восемь девяносто девять, пожалуйста.
Что это за книжный магазин, где нет справочной литературы? В голове не уклыдывается. (Клише.) Интересно, размышлял он, заплатив за книгу и направившись к выходу, каким конкретно образом факты «укладываются» у нас в голове? Ага, видите? Можно разобрать идиому «по косточкам», но смысла от этого не прибавится. Он остановился посреди промокшей улицы и откашлялся. На дворе февраль. Коварный месяц. Он снова откашлялся. Господи, что за стариковский кашель. Вот они, новые ощущения: глубокий такой кашель, словно проснулись никогда не существовавшие воспоминания о жизни в холодном и мокром месте, и вот результат — больные легкие. Смахивает на туберкулез. Может, это и есть туберкулез. Болезнь вернулась, трубят по всем телеканалам; вроде как появился новый штамм, устойчивый к антибиотикам. Взять того же Китса, умер в двадцать шесть лет, так же вот по-стариковски кашляя. Ките любил свою Фанни. Уй! Ниже пояса ни с того ни с сего возникла резь, словно от сильного удара. Все, надо идти к врачу. Надо записаться к терапевту и пройти полное обследование. Например — пойти на факультет и обратиться к профессору Смарту.
Но что, если врач приложит стетоскоп к его груди и вдруг озадаченно посмотрит на него, поскольку не услышит даже слабого сердцебиения?
Он вступил на участок тротуара, где в асфальт была вделана панель из плексигласа, под которой клубились вьющиеся растения, похожие на водоросли, липнущие снизу к стеклу. Ему стало не по себе от этого растительного буйства. Если начистоту, он по-настоящему струхнул, эти проклятые водоросли, придавленные плексигласом, были в два пальца толщиной. С недавних пор подобные мелочи повергали его в бессильный гнев. О, трехметровое лицо девушки на огромном рекламном щите чем-то напоминает ее. А девушка в телерекламе «имодиума», смеющаяся на пару с папашей по поводу триумфальной победы над диореей, — просто неудачная пародия; на миг ему показалось, что женщина в следующем ролике, с улыбкой смотрящая телевизор, лежа в образцовой палате частной клиники, — она, и тут же он подумал — да ничего общего. Как-то вечером он остановился, судорожно ловя воздух ртом, увидав затылок длинноволосого парня, спускающегося в метро. Или та женщина, пронесшаяся мимо него в автомобиле в противоположную сторону, к острову Догз,[70] ну прямо одно лицо — вжик, и исчезла. Но у нее была другая машина. Нет, это была не она, невозможно. Растения под плексигласом — они напоминали ее. Не просто напоминали. В каком-то смысле они
Только представьте себе: она методично обчищает комнату за комнатой, перенося вещи к входной двери и глубокой ночью перетаскивая по асфальту к фургону. У нее был сообщник, мужчина, без сомнения. Куда без сообщника. Кто-то же должен был таскать тяжелые вещи; кроме того, надо было прибраться после трудов праведных. Хотя, может, это был не мужчина. Это могла быть та угрюмая женщина, которая прибирала в их норфолкском доме. Может, они вообще работали в связке; одна подбирала подходящие дома для сдачи в аренду, а другая «обрабатывала» арендаторов. Может, они были больше чем сообщницами. Как-то раз, направляясь к станции, он видел, как они разговаривали по дороге в деревню.
Возможно такое? Возможно. Конечно нет: она одиночка. И работала одна. Ездила по стране в своей раздолбанной белой машине как инфернальная ипостась сотен государственных участковых фельдшериц, которые добровольно ехали к черту на кулички и стучались в дома незнакомых людей, чтобы провести полный осмотр их органов. Их
— Эй, девушки, вас подвезти? — крикнул он им, опустив окно. — Я еду к станции. Могу подвезти вас до деревни, если хотите.
Их уборщица открыла заднюю дверцу и плюхнула свой пылесосище на заднее сиденье. Что ж, сам напросился. Амбер помахала им на прощанье и пошла обратно к дому. Он смотрел и смотрел в зеркало заднего вида на ее прекрасные плечи, пока она не исчезла за поворотом дороги. И нет ее. Уборщица восседала на заднем сиденье с таким видом, будто ехала в такси; она сидела вплотную к пылесосу, перекинув его толстый резиновый шланг через шею. У пылесоса был «прикольный» дизайн — с нарисованной рожицей, глазами и улыбкой.
— Ну и странная штука, наши привычки, — сказал Майкл. — Мы антропоморфизируем даже технику для уборки дома, а?
