Случайно

еще один дом, позади него — третий, и еще, и еще, позади поселка простирался прекрасно различимый в свете Луны далекий контур горной гряды, чье название она запомнила еще по школьному атласу. Катскилл, умница. Ум. Ницца. Это Ева-15 сочинила и записала в свой потрепанный дневник на уроке географии, посвященном слоям и коре Земли. Значит, Ева-43 ехала по верной дороге. Она знала точный адрес наизусть вот уже больше тридцати лет.

Ни на одном из домов не было номера. Пара домов вообще казались бесхозными. Вот этот, напротив нее, похоже, пустовал не первый год. В доме по соседству было тихо и темно, зато рядом с другим, что подальше, стояло несколько машин. Свет в доме погасили совсем недавно. Ева слышала, как люди зовут друг друга, как лают собаки.

По ее прикидкам, дом напротив был тот самый, который снимал ее отец, где он жил со своей второй семьей до самой смерти. Но дом выглядел заброшенным. Может, это и не его дом. На эту честь мог претендовать любой из окрестных особняков. А те, кто приехали в дом по соседству, с машинами и собаками, могли оказаться его родственниками, — впрочем, это было маловероятно: фасад дома выходил на другую дорогу. Но они могли знать точно, где тут дом ее отца, — если бы она сообразила постучаться к ним и спросить, пока еше не все улеглись спать.

В этой стране луна светила столь ярко, что при желании можно было ночью читать газету — если такое желание возникало. Вот сейчас Ева достанет газету и сядет на крыльцо заброшенного дома почитать.

Она вышла из машины. И уселась на капот.

Она находилась в самом сердце штата Нью-Йорк. Вдали виднелись горы Катскилл. Стоял май. В руках она держала газету, купленную этим утром в Нью-Йорке. На первой странице была крупная фотография мужчины, упакованного в черный пластиковый мешок. Это был самый настоящий труп. Отрешенное лицо человека, недавно отошедшего в мир иной. Мешок был застегнут почти до конца, но можно было разглядеть следы побоев на лице, разбитый нос, сломанные зубы, закатившиеся глаза. Рядом с трупом стояла девушка в полицейской форме. Хорошенькая, с улыбкой на губах, она выставила вверх большой палец, мол, отличный снимок. Ниже шел репортаж о женщине-пленнице семидесяти с лишним лет. Как-то раз ее вывели из камеры и стали натравливать собаку, чтобы заставить саму бегать на четвереньках, как собаку. Один солдат уселся ей на спину и так катался по тюремному двору, как на лошади. Были и другие снимки военнопленных, которых заставляли — под угрозой оружия или травли собаками — раздеваться. Потом солдаты надевали им на головы мешки и приказывали ложиться друг на друга, голышом, пока не получался штабель из живых голых тел, на фоне которого солдаты охотно снимались, радостно улыбаясь, словно на милом семейном празднике.

Ева, рассматривая эти фотографии, вдруг поняла, что в ее сознании происходит нечто очень странное. Она читала об этом феномене: несмотря на то, что фотографии посылали в мозг информацию о неких реальных событиях, чем больше она смотрела на них, тем меньше испытывала эмоций или вообще «брала в голову». Чем дольше она рассматривала эти фотографии, тем меньше верила, что это происходило с реальными людьми, и тем более обыденным занятием казалось складывать людей в штабеля, в принципе такое можно было устроить где угодно и потом сделать себе забавную фотографию, встав перед живой поленницей с широкой улыбкой.

Она совершенно ясно видела фотографию трупа в мешке и улыбающуюся девушку-солдата, хотя на дворе была глубокая ночь. И она не знала, что ей делать: продолжать смотреть на фотографии или уже хватит. Ответа не было. Это и был ответ. Она жила в такую историческую эпоху, когда не возбранялось так вот улыбаться, стоя рядом с человеком, погибшим мучительной смертью. Сама Ева взяла годовой отпуск от своих историй. Как-то она шла по улице в Лондоне и вдруг увидела в витрине студенческого турагентства большой рекламный плакат. А: ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ? Ева шла на пресс-конференцию на тему «Семьи Против Использования Светлой Памяти Погибших». Ей уже рисовались газетные заголовки. СПИСПП взывает к Богу. СПИСПП добьется справедливости. Родственнички, видите ли, объединились с целью выкачать денежки из «Джупитер-Пресс» и из Евы. В голове у нее роились фразы, которые она составляла всю ночь. Кто решает, что есть память? Кто решает, что дозволено воображению? Кто решил, что мои истории, выдуманные мною посмертные судьбы этих людей не имеют права на существование? Она намеревалась отвечать на каждый их вопрос вопросом. Это придаст ее ответам искренность, покажет ее понимание корня проблемы и в то же время позволит оставаться в беседе хитроумным сфинксом. Она прошла мимо турагентства, вдруг остановилась и вернулась, чтобы еще раз прочесть слова на плакате. Б: ИЩЕШЬ СВОЙ ПУТЬ? ВОЗЬМИ АКАДЕМ. ЖИВИ НАСТОЯЩИМ. Прочитав это, она вошла внутрь и нажала кнопку на аппарате, выдающем талончики с номером очереди. На нем значилась цифра 6. Сейчас так мало людей едут куда-то просто так, что они подумывают продать свой аппарат, поделилась с ней женщина-менеджер. А неважно, что я не студентка? — спросила ее Ева. Вам это обойдется дороже, но в смысле вашего внутреннего решения — конечно нет. Любой может взять годовой отпуск. Где бы вы хотели побывать?

И вот вместо пресс-конференции Ева отправилась к своему терапевту и записалась на прививки. На данный момент ей приходилось снимать деньги в банкоматах HSBC по всему свету. Ей предлагали сексуальные услуги-в основном мужчины, но не только — с одинаковой регулярностью почти во всех городах, где она снимала деньги. Она пила «колу» в номере отеля в Риме. Она пила «колу» в баре с видом на дворец в Гранаде. Она пила «колу» в баре-шале высоко в горах Швейцарии. Она пила «колу» в баре отеля в Ницце на Английском бульваре, через дорогу от компании наркоманов, расположившихся на каменной скамье. Она пила «колу» в прохладном вентилируемом ресторане в богатом районре Коломбо, смотря в окно на ребятишек — обитателей полуразвалившейся башни, где отверстия на месте выбитых окон были заткнуты тряпками. Она пила «колу» в тошнотворно дорогом баре в Кейп-тауне. Она очутилась в какой-то грязной дыре в Эфиопии, где не было буквально ничего, только колючки да мухи и ни грамма еды, никакого скота, лишь единственный раздолбанный грузовик без шин, несколько шалашиков да тощие славные люди, с неизменной улыбкой, предложившие ей свое гостеприимство, разделившие с ней все, что у них было, то есть почти ничего, а потом они всем гуртом повели ее, словно циркового медведя, в местный бар и продемонстрировали автомат с кока-колой, у которого небольшая группа людей спорила, кивала и суетилась, потом позвали еще несколько приятелей, пока наконец не собрали нужную сумму и монетку за монеткой опустили в прорезь автомат, который выплюнул — таки из заросшего пылью чрева вожделенную баночку. Посылаю вам эту открытку из аэропорта, написала она, чтобы сообщить: сегодня я выпила последнюю «колу» в своей жизни.

Две недели назад она опустила монетки уже в игральный автомат, в Лас-Вегасе. А потом бросила все, что выиграла, с обрыва Большого Каньона: жалкая мелочишка, брошенная в самый колоссальный монетоприемник мира. Что за выигрыш ее ждет? Что брызнет на нее из чрева этого грандиозного чуда природы? На всякий случай вслед за монетками она бросила туда же и свой телефон. Он был недешевый. Все-таки — с международным роумингом. На экранчике телефона злобная красная иконка в виде телефонной трубки требовательно мигала уже который день. У вас новые сообщения. Прежде чем выбросить мобильный, Ева оставила следующее сообщение на домашнем телефоне.

Привет, мои милые, привет Астрид, Магнус, Майкл, это я. Кстати, я сейчас рядом с Большим Каньоном. Даже не знаю, как его описать. В общем, теперь мне кажется, что никаких плоских тротуаров и тем более дорог не существует вовсе. Мне кажется, я теперь до конца жизни буду страдать головокружением. Сейчас я сижу на самом обрыве. Я нахожусь на южной стороне. Северная все еще скрыта тьмой. Между прочим, от южной до северной десять миль. Служитель на обзорной площадке рассказал мне, что раньше с одной из площадок можно было увидеть закругление Земли, ну, с помощью специального телескопа, но сейчас ее уже не видно. В том месте, где я сижу, вдоль обрыва идет невысокая ограда. Но ее легко перелезть и посмотреть прямо вниз — так я и сделала и увидела там, на дне, лишь тоненькую зеленую ленточку. Как вы понимаете, это Колорадо-ривер. Передо мной стоит какой-то японец. Решил сделать классный снимок. Для этого он встал на камень у обрыва. По-моему, это несколько безрассудно. В том смысле, что я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить, подбежать к нему и столкнуть вниз. Сколько птиц! В основном вороны, кажется. Еще я вижу коз, да, Астрид, тут меж скал бродят козы. Я словно попала на другую планету — если не считать туристов. Словно я нахожусь на Земле до появления человека — если не считать туристов. Конечно, я и сама туристка. На самом деле все это непостижимо. Немного сносит крышу.