Мало-помалу Веснина стала успокаиваться. Прежде всего она вытолкнула языком изо рта на ладонь жвачку и, приподнявшись со стула, бросила ее в мусорную корзину возле стола. Всхлипывая, достала из карманчика кофты крохотный платочек и сосредоточенно принялась вытирать бегущие по щекам слезы. Из сбивчивого, перемежающегося всхлипами рассказа Голубев понял, что пришла Настя в магазин за шоколадками. Хватилась перед обедом, а в доме — ни одного «Сникерса» или «Марса». Остававшиеся в запасе две шоколадки съела за утренним чаем.
— Настенька, давай все по порядочку, — сказал Слава. — Когда ты пришла в магазин?
— Ну я на часы не глядела, — Веснина промокнула платочком покрасневшие от слез глаза. — Наверно, минут на десять раньше того, как старик Купчик постучался за «Амареттой». Хотела взять шоколадки и сразу уйти, но заговорилась с Майей. А тут гроза навернулась, аж потемнело кругом. Решила перекусить в магазине. Только хотела включить электрочайник — в дверь опять застучали. Из подсобки говорю Майе: «Пошли их всех на фиг, не открывай». А Майя — мне: «Это Толя Кухнин с парнями». И вроде бы пошла к двери. Что и как там произошло, не видела. Только услышала Майин крик: «Ой, не надо, не надо!» У меня сердце в пятки ушло. Думаю, ни фига себе, участковый милиционер каким делом занялся! За коробки с макаронами спряталась. В подсобке.
— И ничегошеньки не видела?
— Честное благородное, ничего.
— А слышала, кроме крика Шелковниковой, что?
— Дверка сейфа лязгнула. Потом, кажется, магазинная дверь хлопнула.
— Сколько времени ты в подсобке просидела?
— Не знаю. Пока гроза громыхала. От Майи — ни звука. Когда гром утихать стал, вылезла из укрытия. На цыпочках подошла к двери, ведущей в торговый зал, и чуть не обмерла — Майя, связанная, за прилавком лежит. Подойти к ней смелости не хватило. Думаю, надо позвонить в милицию, а тут опять слышу, как будто к магазину автомашина подъехала. Куда деваться?.. Снова за коробки спряталась. В магазин вроде бы люди зашли, заговорили. И тут только вспомнила, что через заднюю дверь можно тайком из подсобки выскользнуть…
— Почему же сразу мне об этом не рассказала? — с упреком спросил Голубев.
— Ага, попробуй расскажи… — Настя вновь заплакала. — Я и в магазине была, и ничего не видела. Кто в такое поверил бы?
— Но теперь ведь рассказываешь.
— Теперь деваться некуда. Хотите верьте, хотите нет.
— Настенька, а как у тебя со слухом? — внезапно задал вопрос Слава.
— Нормально, не глухая, — глядя в пол, ответила Веснина.
— А я вот в этом сомневаюсь.
— Почему?
— Потому, что в подсобке отлично слышно, а ты уловила лишь, как дверка сейфа лязгнула. Может, налетчики глухонемыми были?
— Скажете тоже, глухонемыми… Они между собой немного переговаривались.
— От фонаря придумала?
— Что уж я, круглая дура, придумывать… — обиделась Настя. — Тот, что орудовал у сейфа, сказал: «Здесь здоровенный тюк упакован». А из зала другой голос: «По объему двадцать «лимонов» будет?» Тот в ответ: «По объему, пожалуй, больше. Вспороть?» Из зала: «Бери без шума и линяем». Вот, честно, весь их разговор.
— Голоса знакомые?
— Кажется, нет.
— Настенька, ласточка, ну вспомни хорошенько, — умоляюще попросил Голубев. — Может, раньше ты где-то их слышала…
Веснина провела мокрым платочком по щекам:
— Из зала говорил вроде бы таким же голосом, как тот парень, которого Паша Таловский на прошлой неделе выгнал из магазина.
— Это, который просил тебя пригласить Жанну? — уточнил Слава.
— Ну.
— А голос Кухнина не слышала?
— Нет.
— Сколько человек разговаривали в магазине?
— Двое.
— Куда же Кухнин девался?
— Не знаю.
— Но ты уверена, что участковый был с налетчиками?
— Ни в чем я не уверена. Это Майя мне так сказала. Сама я ни участкового, ни других не видела.
— Ошибиться Майя не могла?
— Не знаю. Перед грозой потемнело, будто поздним вечером. Может быть, она через окно не разглядела толком, кто там: Кухнин или не Кухнин.
— Чем же налетчики открыли сейф?
— Наверно, ключом. Они очень быстро, прямо в одну минуту, все дело обстряпали.
Слава посмотрел Весниной в глаза:
— А что ты хотела простить Паше Таловскому?
— Ничего.
— Зачем же на окне написала: «Приходи, я все прощу»?
Настя отвела взгляд:
— Обматерил Пашка меня. Взялся обучать на грузовике ездить. Я по неопытности в сторону зарулила, чуть на столб не наехала. Ну Таловский и раскрыл хайло: «Ты чо, б…, шары вылупила?! Так все столбы пересчитаешь!» Понятно, от хамства я тоже взорвалась…
— Не научилась рулить?
— Нека. Только заводить да глушить мотор умею.
Тяжело вздохнув, Голубев стал записывать показания Весниной. Когда он задавал уточняющие вопросы, Настя сразу настораживалась, начинала сомневаться, но быстро брала себя в руки, и голос ее становился уверенным. Подписывая протокол, она в который уже раз всхлипнула и робко спросила:
— Меня не посадят?
— Настенька, свидетелей сажают только за ложные показания, — ответил Слава.
— Но я же вам, честное благородное, ничего не соврала.
— Значит, ласточка, тебе нечего бояться. Не расстраивайся и живи спокойненько.
Глава 11
Едва Бирюков, Лимакин и Голубев обменялись только что полученной информацией, секретарь- машинистка доложила, что из Новосибирска приехал отец Майи Шелковниковой. Бирюков тут же принял его.
Примерно пятидесятилетний Степан Олегович Шелковников был среднего роста. Худощавый, со впалыми щеками. Редкие русые волосы на висках заметно тронула седина. Лицо бледное, с печатью безысходного горя в уставших синих глазах. Одет скромно, по случаю траура, во все черное. О случившемся ему сообщила по телефону Мерцалова, с которой Шелковниковы очень хорошо знакомы около пяти лет.
— Как вы с ней познакомились? — спросил Бирюков.
— Через Майю, когда она работала проводницей в «Сибиряке», — Степан Олегович глухо кашлянул в
