– В 8 ч. вечера дана охрана погребов, вызывались егеря, 17 члв., посты заняты в Удельном ведомстве, Моховая 40, полный порядок. Были посторонние во дворе с командой 62 члв., выведывали. Оказалось прошли через квартиры сторожей. При удалении их вышло столкновение, отняли винтовку. Предвидится еще столкновение с 5 солдатами. Необходима смена.
– Прапорщику Тафарову вменяется в обязанность останавливать всякий грабеж магазинов на Кронверкском просп. и ближайших местностях.
– Угол Семеновской и Литейного, погреб Шитта разгромлен. Воскресенский, угол Кирочной, магазин Баскова громят и пьют.
– Коломенская 27. Толпа громит помещение.
– Сейчас были на Варшавском вокзале и узнали из достоверным источников: с фронта двинуты 35 эшелонов солдат в Царское Село и будут там в 4-5 утра. Настроение их неизвестно. Потом в 6 утра прибывают два литерных поезда, один со свитой, второй царский. Нужно обратить внимание.
– На Кирочной 12 громят частную квартиру. Послана разведка.
215
Текли напряжённые дневные часы, важнейшие часы той скрытной подготовки, когда войска ещё не проступают въявь, но невидимо и неслышно стягиваются и перемещаются: одни – снимаются с боевых позиций, другие движутся к станциям, третьи грузятся, четвёртые уже едут. И если только протекут беспрепятственно эти часы и полководец предусмотрит в них всякую мелочь – то наградой ему все войска в назначенный час окажутся на месте, слитны и готовы для удара.
От исполнительного Беляева не преминуло прийти донесение, что, щадя Адмиралтейство, последние отряды вывели из него, а по своей неполной надёжности они распущены по казармам. В самом Петрограде сопротивление, стало быть, прекратилось, но это было ясно и раньше.
Из Москвы от Мрозовского не поступило никакого ответа, и осадное положение не было им объявлено, – но, может быть, это и не нужно. Среди дня телеграфно проверили состояние Московского железнодорожного узла – никаких эксцессов, никакого перебоя поездов. Благоприятно.
Какая-то ещё неполнота беспокоила Алексеева. А вот: при нынешней обстановке нельзя полагаться на телеграфы и телефоны, Иванов должен иметь при себе радиостанцию. Приказали – послать ему такую с Западного фронта, чтоб она нагнала его в дороге. И даже вот как: ещё одну промежуточную направить в Невель, чтоб она могла трёхсторонне связывать – действующие войска Иванова, Псков и Ставку.
Чудесная сохранность военного министра в Петрограде (которая доказывала причудливость обстановки и что не всё в столице потеряно) обязывала Алексеева доложить ему о принятых мерах и о посланных войсках, раз он не мог такого доклада послать Государю императору. (Поезда царя как исчезли, станции не сообщали об их проходе.) И Алексеев к концу дня послал Беляеву в Главный штаб в Петроград подробную телеграмму с перечнем всех посылаемых частей, их командиров и сроков прибытия в столицу (передовой Тарутинский полк должен начать прибывать туда завтра с рассвета), даже о снятии гвардии с Юго-Западного, даже предположения свои о дальнейших добавках войск.
Сведения из Петрограда были настолько скудны, обрывчаты, что приходилось использовать даже доклады итальянского и французского столичных агентов своим старшим представителям при Ставке. От них почерпнули снова, что тюрьмы распахнуты, гражданские лица вооружены, офицеров, напротив, разоружают и арестовывают, «Астория» сожжена, Протопопов бежал. Впрочем, француз уверял, что собственность уважается, а убивают только в виде репрессий или по ошибке.
А с другой стороны, не подтвердилось существование какого-то якобинского правительства в Мариинском дворце, по телефону подслушанного Беляевым, – но в Таврическом образовался Временный Комитет Государственной Думы, который заявил о себе вот уже второй телеграммой: что имеет цель взять в свои руки анархические события и временно осуществлять, по сути, правительственные функции.
Но это же были – разумные люди, она не могли освящать хаос. Умеренные люди, и вполне владеют положением, ничего страшного не случилось, только ушли никудышние министры. Не гидра революции пожирала Петроград, но брала его в руки группа либеральных просвещённых людей. В условиях, когда исчезла и старая власть и командование Хабалова, появление думского комитета был факт положительный. Это всё были члены Думы и большей частью не социалисты, не кровавые какие-то разбойники, а во главе их – монархист Родзянко.
Правда, со своей несносной бестактностью Родзянко посылал телеграммы не только в Ставку, но и всем главнокомандующим. Обращение к главнокомандующим за последние дни начало становиться у него системой. Но какой бы он ни был суетун и как бы ни зарывался по тщеславию, – однако же он был заведомо не революционер.
Алексеев стал задумываться и так: если мятеж успокаивается – против кого же собираются и посылаются им войска? Не против же Родзянки и Милюкова, что за нелепость? Если Петроград и сам по себе успокоится – против кого же войска?
Но насколько этот думский комитет владеет столицей? Очевидно, нет. И насколько миновала опасность, что зараза мятежа перебросится по железным дорогам?
