она клубилась где-то в стороне от Керенского, он даже и сочувствовал ей: крупный, важный шаг в демократизации армии. А сегодня — э-э-э, читая новыми глазами, он, пожалуй, предпочёл бы её задержать. Даже хотя бы вот: окончательная отмена отдания чести — ну хорошо ли это для железной дисциплины?
Однако и задержать, остановить её сейчас — никак невозможно, это будет откровенно реакционный шаг. Но: послать в Совет солдатских депутатов, скажем, Якубовича и пусть обратится так: „Толкуйте Декларацию сознательно, а не бессознательно. Мы даём теперь права, каких не имеют солдаты ни в одной армии мира. Например, отдание чести отменяется как обязательное, а вы — отдавайте добровольно, такова личная просьба министра Керенского.”
Якубович: — Я им прямо скажу, что на лучезарный путь мощной демократической республики нас может вывести только наш вождь Керенский.
Ну, выбирать выражения — ваше дело.
А тем временем предрисуется, как будет дальше. Надо ехать на фронт — на две недели! на три недели! Объехать все фронты, везде собирать делегатов от всех частей — и внушать, и внушать им необходимость железной дисциплины! Но перед этим — не упустить флот. Молниеносно, ночным экспрессом — в Гельсингфорс. Там — сплошной триумф, букеты красных тюльпанов. С вокзала — на адмиральский корабль. (Быть — в элегантном штатском пальто и фетровой шляпе. Да что ж, не умеет он одеться? Приходилось и в рединготе с атласными отворотами.) Потом с Максимовым посетить все суда, и все сухопутные части. К неблагодарным финнам (не доверяют нашей революции, не признают нашего правительства, рубля, желают нам поражения и требуют хлеба) — ни слова (а как Александр Фёдорыч их любил!), но только к своим, в Совете рабочих и военных депутатов:
— Даже под каблуками азиатского самодержавия мы падали спокойными рядами, если нужно — шли на смерть. А сейчас мы притянули наш народ в европейскую семью народов. За эти два месяца страна пережила много прекрасного, но и много страшного. Бывали минуты сомнения, когда мы теряли веру в государственный разум русского народа.
И, опережая робкий петроградский тон, — резким предупреждением:
— Здесь, в Финляндии, нам надо быть особенно осторожными, ибо наше великодушие могут понять как бессилие не только немцы. Но пусть никто не думает, что русский революционный народ слабее старого царизма!
И потом — на дредноуты. (Там — заражённые большевиками „Андрей Первозванный” и „Республика”, — покорить их!) Уверенным шагом к боевой рубке и вскакивать на сигнальный мостик:
— Товарищи! Для меня вы все равны — от адмирала до матроса. Я уважаю в вас всех человеческую личность. Я требую дисциплины разума и совести! Я сделаю из нашего флота — силу моральную! — и тяжёлое бремя моё будет мне легко и радостно. Вам — надо самим понять предел своей свободы, понять, где она переходит в развал.
И, конечно, первый большевицкий вопрос: „А тайные договоры?” Но подготовлен блестящий ответ:
— Двумя воюющими сторонами они заключены одновременно — и будут одновременно выложены на стол мирных переговоров.
А может быть прозвучит и обратный вопрос: „Почему не арестуют Ленина?” И тут:
— Зная иногда, в чьих интересах действуют отдельные люди, мы оставили их на свободе — потому что спасение не в преследовании отдельных людей, а в государственном разуме вождей.
И ещё раз, открыто матросам:
— Здесь, в стране угрюмого финляндского гранита, мы не встретили отклика на наш великодушный призыв. Вы — поняли меня?
Ничего нет в мире могущественнее Слова! Слово — это всё! Если вложить всю силу нашего сердца, всю нашу горячую веру — неужели мы не увлечём доверчивого русского воина? Ещё сегодня приходится смотреть на многие беспорядки сквозь пальцы, — но Словом мы всё восстановим! О, мы ещё покажем силу революционной армии! Теперь — она пойдёт в наступление! Имя Керенского будет связано только, только — с наступлением!
И ещё же — в отряд минных заградителей. (Подадут катер — прыгать в него с лёгкостью; или — матросы на берегу, а сам с палубы):
— Что стало бы со всеми нами, если б каждая ваша мина заявляла, что не хочет оставаться в глубоком холодном море? Пусть воспрянет духом заколебавшийся балтийский матрос! Мы так закончим войну, что наши потомки не будут краснеть за нас! Россия сейчас засевается семенами равенства, свободы и братства — и я уверен, что этой осенью мы соберём обильную жатву!
183
Удерживал себя не беситься на этих горе-социалистов: это и замечательно, что они вошли в коалицию! это и надо было! В этом и трагикомедия мелкобуржуазных луибланов. Участием в правительстве они оторвут себя от масс! Вожди Совета запутались в своём соглашении с капиталистами. Теперь — их легче будет бить! Подумаешь — „новое правительство”! — перенесли контактную комиссию из соседней комнаты в министерскую, только и всего? К правительству капиталистов придаточек мелкобуржуазных министров? давших себя увлечь на поддержку империалистической войны? Измена делу народа! Это — классово проявилась верхушка крестьянской буржуазии, её ещё с 1906 года возглавил Пешехонов.
Но что они смогут? Вывести страну из кризиса? — они будут не в состоянии: кризис зашёл неизмеримо дальше, чем они воображают. Тем полезнее будут уроки для народа: он быстро убедится в несостоятельности этих граждан, Церетели и Чернова, в их жалких попытках сотрудничать с капиталом. В своих воззваниях к армии и к социалистам всех стран они полностью показали своё ничтожество и бессилие! Побудить армию к наступлению? — вы не сможете, потому что насилие над народом уже стало невозможно! А без насилия — он пойдёт только во имя великой революции против капитала всех стран! — и притом не обещанной там где-то, а вот наглядно осуществляемой сегодня у нас. И ни хлеба, и ни контроля над производством не будет у вас без революционных мер против капитала!
Хорошо, хорошо! Именно опыт коалиционного министерства и поможет народу быстро изжить иллюзии о вашем соглашательстве с капиталистами. (Керенского — в счёт не берём, его держит волна популярности.)
Момент создания коалиционного правительства — это отчётливый этап революции, отчётливая отмежёвка. Меньшевики и народники избрали министериабельный путь? — тем лучше для нас! тем легче вас стряхнуть! тем меньше будет благочестивых пожеланий, чтобы мы с вами состояли в союзе.
Сегодня, в день создания их коалиционного правительства, — открывается ясная прямая к власти — нам!
Взятие власти — единственный выход, только политические младенцы этого не видят. Как правильно толковали буржуазные дипломаты о Константинополе: то, что хочешь получить, — надо прежде взять самому! Омертвеет от ужаса ещё не одно социал-демократическое сердечко.
Лозунг дня: война так довела, что либо всеобщая гибель, либо революция против капиталистов. Кризис так всемирно велик, что нет выхода, кроме политического господства пролетариата и полупролетариата. Спасти страну может только революционный класс революционными мерами против капитала. И если даже отдать народу всю землю, но не тронуть капитала — это тоже не выведет из кризиса. И только власть, которая не остановится с трепетом перед прибылями капитала, — только она поможет бедным улучшить их жизнь немедленно.
И только правительству рабочих и крестьян поверит весь мир, ибо всякий понимает, что рабочий и беднейший крестьянин никого грабить не хочет.
Да смешно, это коалиционное правительство не удержится больше месяца. А мы при нём будем вести себя ещё смелей, чем при прежнем (хотя и прежнего не боялись). При следующем кризисе мы ускорим его развал и сдвинем власть к Советам. Да вот, уже открыто печатаем: власть должна перейти к Советам! мы признаём
