пригласил с собой контр-адмирала Руднева и поднялся на ют.
Помолчав немного, Макаров глядя в темную даль океана тихо проговорил:
— Всеволод Федорович, а мы ведь могли через дней десять выиграть войну. Как вы считаете?
— Могли, Степан Осипович.
— Что делать будем?
— Вам нужно в Артур по-любому. И срочно. Может быть даже сразу утром.
— Нужно… Сам понимаю, — Макаров тяжко вздохнул, — Порушили они нам такое дело… Жаль! Историки потом напишут, что японцы сами спасли русских от авантюры, обреченной на поражение…
Ну да ладно. Бывает и откуда не ждешь прилетает… Эх Роман Иссидорович, Роман Иссидорович… Спаси и сохрани, Царица небесная, раба твоего… — Степан Осипович дважды перекрестился…
— Теперь вот что, Всеволод Федорович, голубчик, прикажите, пожалуйста, всем нам кофе сварить. И чаю, чтоб покрепче. Я полагаю другого такого момента не будет до нашей новой встречи в Артуре, на что я очень рассчитываю, а пока что — все наличные светлые головы в сборе.
Давайте-ка мы проведем военный совет. Как нам теперь расклад подкорректировать, чтобы Григория Павловича и гвардейцев без потерь в Артур привести. Идея с гвардейским десантом под Токио пока умерла. Нужно крепость и флот спасать…
Итогом ночного совета у Иводзимы стало принятие решения на проведение 'запасной' операции по атаке на много слабее защищенный, нежели Токийский залив, рейд Кобэ-Осаки с использованием истребителей и отряда контр-адмирала Беклемишева в составе 3 броненосцев береговой обороны и 'Храброго'. На ББО с 'Наварина' и 'Азова' передали 6-ть катеров-газолинок с экипажами. В качестве тыла Беклемишеву были оставлены и два парохода-угольщика из числа призовых.
Оба эскадренных броненосца и все крейсера второй эскадры под командованием Безобразова должны были отконвоировать свои и захваченные пароходы, а таковых было уже под три десятка, во Владик, шумнув по пути у Хакодате. База на Сайпане и стоянка у Иводзимы сворачивались.
Макаров утром перенес свой флаг на 'Аскольд' и вместе с 'Новиком' ушел в Артур ведя с собой забитую под завязку 'Ангару', а 'Баяна' оставил Рудневу, посчитав, что усиление Владивостокского отряда перед решительными событиями не помешает. На обратном пути Руднев перенес свой флаг на броненосный крейсер дабы поближе познакомиться с Виреном и его офицерами.
Но если в общении с кают-компанией никаких проблем у него не возникло, то вот Вирен… Судя по всему, командир 'Баяна' просто тихо завидовал славе, свалившейся на Руднева. Хотя фактически первые признаки намечающейся напряженности в отношениях появились после того, как Петрович вежливо отклонил идею Вирена о том, чтобы сделать 'Баян' своим постоянным флагманом. Дальше — больше. А уж когда Руднев деликатно намекнул, что негоже, когда команда откровенно побаивается своего командира, Евгения Робертовича прорвало. Он съехал на тему вредоносности идей 'этого вашего 'товарищества' от которого шаг до нигилизма и либеральщины', бессмысленности производства в прапорщики кого-либо из унтеров, не взирая на любые его заслуги: 'что им Георгия что-ли мало? И ЭТИХ в кают-компанию?'… Одним словом отдохнуть у Руднева по дороге во Владик не получилось.
Теперь он, отягченный багажом новых проблем, вновь с головой окунулся во владивостокские дела. Хорошо хоть, что укомплектование и подготовку двух батальонов из крепостных частей Владивостока, которые 'по легенде' должны были быть высажены на Рюкю, удалось спихнуть на командира гарнизона. Из снятых с 'Рюрика' и 'Варяга' старых восьмидюймовок уже сформированы две батареи для береговой обороны 'захваченных десантом островов'. Но отдавать на них опытных и обстрелянных канониров с крейсеров — не в коня корм, им и в море работы хватит. Значит, для ожидания у моря погоды на берегу, надо еще успеть отобрать из крепостных артиллеристов тех, кто способен стрелять и, желательно, попадать… И, конечно, нужно натаскать экипажи 'Сунгари' и 'Оби' так, чтобы высадка десанта и захват островов все же состоялись, хотя и вовсе не в архипелаге Рюкю.
'Рион' и 'Алмаз' не только чисто 'грохнули' японский вспомогательный крейсер 'Синано-мару', но и успешно встретили и привели во Владик в первых числах сентября аргентинский пароход 'Деллавинченсио', и теперь до выхода в море надо успеть перепроверить все доставленные им снаряды, и заменить стволы тех орудий, что имеют признаки расстрела. А то, не дай бог, как у японцев их поотрывает своими же снарядами. Сам же 'Рион' был вновь поставлен под погрузку и глотал своими бездонными трюмами получившие доработанные взрыватели, переначиненные тринитротолуолом и теперь весьма боеспособные, снаряды второго боекомплекта артурской эскадры…
В итоге Руднев довел таки свои корабли до уровня 'условной комплектности к выходу' в срок. Правда избитая 'Аврора' вместо похода оставалась законопаченной в доке, но без нее можно было и обойтись. Недельное запаздывание тоже не в счет, Чухнин сам сообщил в телеграмме из Сингапура, что задерживается ГЭК.
Но вот час настал: телеграмма из Сайгона сообщала, что 3 ноября 'Гвардейский конвой' поступил под флаг 3 Тихоокеанской эскадры. После чего по условной закодированной телеграмме адмирала Макарова Тихоокеанский флот Российской империи пришел в движение. Операция 'Босфор Восточный' началась. От Аннама вывел свои корабли Чухнин, от Иводзимы Безобразов и Беклемишев, из Владивостока Руднев. Теперь ему предстояло теперь протащить через игольное ушко Цусимского пролива броненосец-крейсер, шесть броненосных, два бронепалубных и два вспомогательных крейсера… Что, несмотря на падающий барометр, не было бы большой проблемой, не поджидай их где то там Того и Камимура, с весьма недобрыми намерениями.
****
После выхода из залива Петра Великого, когда приморские берега растворились за кормой в холодной вечерней дымке, Руднев внезапно вызвал к себе на 'Варяг' (он то ли из суеверия, то ли из принципа держал флаг на нем) командиров кораблей и своего младшего флагмана контр-адмирала Небогатова. Эскадра легла в дрейф. Свежий зюйд-вест развел приличную волну, и пока все собирались, осеннее солнце почти село в кровавую рану низко лежащих темных облаков. Закатные блики бегали по потолку и лицам офицеров собравщихся в варяжской кают-компании. Чувствовалось некоторое напряжение, ведь в этом сборе, казалось нет никакого смысла, все уже давно оговорено и отработано. Или что-то упустили, что-то случилось? И это накануне операции, которая должна решительно повернуть ход войны?
— Господа офицеры, я собрал вас, чтобы сообщить одно… одно очень важное известие, — сделал паузу Руднев, — нет, пока не пренеприятное, не волнуйтесь. Но тем не менее. Итак, настало время всем вам узнать наш истинный план похода…
'А сцена-то точно как из 'Ревизора', отметил про себя Руднев выражение лиц прослушавших вступление собравшихся, и продолжил:
— Предупреждаю всех и сразу: без обид. Действовал и действую по прямому приказу комфлота. Итак: как вы уже поняли наша подготовка к захвату островов в архипелаге Рюкю, являлась прикрытием в той общефлотской операции, что сейчас разворачивается. Всех деталей ее я и сейчас не могу довести до Вас, не имею права. Поэтому конкретизирую только то, что предстоит выполнить нашей эскадре.
К архипелагу Рюкю мы конечно соваться не будем и проливом Крузенштерна не пойдем. Вернее — не будут туда лезть броненосные корабли и 'Лена' с 'Рионом'. Что до 'Сунгари' и 'Оби' — то им предстоит захватить острова Курильской гряды Кунашир и Итуруп. Японских войск там или вообще нет, или почти нет, телеграфа тоже нет, так что не будет и серьезного сопротивления. После захвата установите загруженные на ваши транспорта орудия на берегу, и до конца войны японцам их не вернуть. А вот нам, на мирных переговорах, эта пара скал весьма пригодится…
— А чем собственно Курильские острова лучше островов Рюкю, которые мы столь упорно 'захватывали' на штабных играх, Всеволод Федорович? — подал голос Небогатов.
— Ну, во-первых, у Рюкю нас скорее всего ждут, я в этом даже уверен, а вот у Курил — нет. Во- вторых, Курилы, в отличие от островов Рюкю, для России представляют некую ценность — они ключ к выходу из Владивостока, да и удержать их реально. Рюкю же — у черта на куличках. И главное — сколько раз мы на карте успешно высадились на Рюкю?
— Семь. А вот не удалось нам это раз двадцать, — поторопился высказать свое мнение принципиальный Хлодовский, — Но, получается, что… То есть Вы нам все это время морочили голову, Всеволод Федорович?
