были заперты и у входа дежурили уже не мальчишки, а вполне солидные стрелки в зеленых шапочках, украшенных облезлыми перьями. В казарме явно кто-то жил – потому что из трубы клубами валил дым.
Церковь, наполовину разрушенная, лишенная крыши, зияла черными провалами окон, в которых совсем недавно горели стекла великолепных витражей. Теперь это стекло хрустело под ногами вперемежку с битой черепицей и обломками кирпича. Не иначе как мраморная горгулья недавно била в церковь своими лапами, засыпая все вокруг каменными осколками. Зато уцелел приземистый домик священника при церкви – только вылетели из окон стекла, и теперь пропитанный известью и пылью ветер беспрепятственно гулял по двум маленьким комнаткам и кухне.
– Цесарея! – старый священник обнял монахиню, прижал девушку к себе. – Все-таки добралась, моя девочка…
– Отец Лимерий… вы бы знали, отче, как было страшно! – Она всхлипнула.
– Тише, девочка, все позади…
– Джастин погиб. Мы тело не бросили… привезли… Всевышний его воскресит?
– Не мне судить. Видишь, что тут творится? Но все равно, скорее несите в храм! – засуетился священник.
Эмери и Ренард сняли тело убитого с коня и внесли в разрушенную церковь.
Дарган остановился на пороге и заглянул внутрь. Но не вошел. Кто знает, может быть, Всевышний окажет милость, не стоит богу мешать, когда он решил совершить благое дело.
– Зачем! – возвысил голос Ренард. – Зачем нужно было тащить монахиню сюда, в эти развалины? Это же верная смерть.
Он придвинул к себе деревянный стул и сел без приглашения в маленькой комнатке, которая, судя по всему, служила священнику и гостиной, и столовой.
– Ну, мы пришли в Ниинорд, а дальше-то что? – Ренард с силой грохнул кулаком по столу.
Священник не ответил. Цесарея тоже. Она стояла недвижно посреди маленькой комнаты и чего-то ждала, по своему обыкновению разведя в стороны руки ладонями вверх. Однако она в этот миг не молилась. Просто стояла. С кухни женщина, одетая в черное, в безобразно огромном вдовьем чепце принесла большие ножницы и, опустившись перед монахиней на колени, принялась разрезать подол ее тяжелого платья. Под верхней плотной серо-коричневой тканью показалась грязно-серая ткань нижней юбки. Следопыт отвернулся, хотел даже встать и уйти – не ему, страннику и почти еретику, смотреть, как снимают платье с монахини.
– Подожди! – остановила его Цесарея.
Ренард обернулся.
Из подола распоротого платья женщина в черном вынимала листы пергамента.
– Что это? – спросил Ренард.
Каждый из листов был скреплен печатью красного сургуча, и оттиснутый на сургуче герб светился желтоватым светом имперской магии.
– Договор. Двенадцать посланий, которые император Демосфен отправляет Главам двенадцати Горных Кланов, предлагая заключить договор с Империей, – сказала монахиня. – Ибо людям в одиночку в этой войне не выстоять. Гномы помогут нам в битве с проклятыми. Мы обещаем биться вместе с ними и одолеть Мортис. Ты отвезешь эти послания гномам.
– Свежая мысль… – скривил губы Ренард. – Одна незадача. Хотел бы я знать, как добраться в земли Горных Кланов отсюда, из Ниинорда. Даже если я уцелею – что весьма проблематично, к тому времени, как я доберусь до адресатов, от гномьих городов не останется даже руин.
– Не торопись насмешничать, – одернул его священник. – И радуйся, что тебя до сих пор не сожгли на костре. Мне известно, что ты сидел в подвалах инквизиции.
– Да вы не представляете, в какой восторг я прихожу от одной мысли о костре! – огрызнулся Ренард.
Он не любил напыщенных рыцарей, еще меньше нравились ему вороватые имперские чиновники, но инквизиторов он всегда ненавидел.
Священник взял пергаменты, свернул их в трубку, перевязал обрывком простой бечевы и протянул Ренарду:
– Положи их в свой колчан.
– И что?
Ренард пожал плечами и сунул в колчан свиток.
– А теперь иди за мной.
Священник привел Ренарда к казарме. По условному знаку стрелки отворили железные ворота. Первое, что увидел Ренард, когда стальные створки распахнулись, – это сваленные в кучу сокровища – золотые и серебряные кубки, ожерелья, браслеты и кольца. А потом следопыт услышал знакомый клекот.
– Дернар! – воскликнул он, бесстрашно бросаясь внутрь – туда, где слабо попыхивало в пасти дракона желтое пламя, а в огромных желтых глазах с вертикальными зрачками отразился блеск золота.
– Вот на нем и полетишь, – сказал отец Лимерий, усмехаясь в бороду. – Думаю, эта летучая тварь опередит армию Мортис. Драконы нежити ей не страшны – мертвые драконы только ползают, а не летают.
Ренард обнял огромную, покрытую роговыми пластинами башку дракона.
– Я знал, что мы вновь свидимся, – прошептал следопыт.
Дракон тихонько пыхнул дымом в ответ.
Ренард закашлялся.
– Вот видишь, все получилось, – улыбнулся священник.
– Но едва не сорвалось… Идразель, проклятый, чуть не убил нас всех…
– Идразель… – священник нахмурился. – Он догадался о послании?
– О пергаментах в юбке монахини? Не думаю. Во всяком случае, под юбку он к ней не лез. Просто мы оказались у него на пути.
– Идразель ничего не делает просто так…
– Ты знаешь его?
– Когда-то его звали иначе – Ил'Лаан …
– И он был эльфом, как утверждал? – изумился Ренард. Он-то думал, что россказни Идразеля – вранье с первого до последнего слова. Оказывается, даже проклятые не всегда врут.
– Наполовину, – сказал отец Лимерий. – И эта половинчатость мучила его больше всего.
Глава 27
Много лет назад мать Ил'Лаан влюбилась в эльфа – обычное дело среди людей. И эльфы, случается, берут девушек из имперских земель в жены – если те достаточно красивы по эльфийским меркам. Правда, брак этот непрочен: люди стареют, а эльфы веками остаются молодыми.
Во внешности девушки, в овале лица, в разрезе глаз было нечто эльфийское. Так что эльф – хотелось бы написать юный, но нет, ему было уже две сотни лет, увидев красавицу из приграничного замка, тоже влюбился в нее и увез за горную гряду Фальген Хейм в вечно растущий древний лес.
Они были счастливы в том лесу – но лишь до тех пор, пока были вместе – эльфы не признавали за равную девчонку из имперских владений, пусть в ее жилах и текла благородная кровь. Прошло десять лет – для эльфа как один год, и женщина (уже не столь юная как прежде) родила ему сына, которого нарекли Ил'Лаан. Полукровка, так же, как и его мать, не был принят эльфийским миром, а на его отца уже стали коситься другие эльфы. А жена все старела, уже возле глаз появились морщины, утратила прежнюю стройность фигура, и с каждым годом все больше седины серебрилось в ее волосах. Наступил день, когда по-прежнему юный эльф отвернулся от поблекшей возлюбленной и нашел новую любовь в объятиях своей соплеменницы. Отвергнутая женщина взяла десятилетнего мальчика за руку и пешком ушла из Центрального леса. Долог был их путь и опасен, они едва не погибли на перевалах Фальген Хейма, но спаслись и, наконец, явились домой в грязных лохмотьях, покрытые пылью. Родовым замком владел уже дядя Ил'Лаана, и новый сеньор даже не открыл ворота перед младшей сестрой и ее сыном, лишь крикнул с башни: «Не нужны нам бастарды и шлюхи – ступайте, откуда пришли, – в лес к эльфам, в болота к оркам, что вам больше по нраву, опозоренная сестра мне не нужна».
