обладал. По тайанским меркам, человек, выражающий сожаление менее пяти минут, достоин всеобщего осуждения и с полным правом может именоваться невежей.
— Разрешите забрать пленку и фотографии.
Подумав, Элен кивнула. Им с Патрицией пленка была уже не нужна — все необходимое видели. Кроме того, Элен понимала, что, явившись просителем, инспектор как бы приносил извинения за грубость первой встречи.
Он поднялся и принялся натягивать мокрый плащ. Элен взглянула в окно.
— Дождь все еще идет, инспектор. Возьмите зонтик.
Ямура засмеялся и отрицательно покачал головой.
— Нет, благо… — Он запнулся и неожиданно закончил: — Буду счастлив воспользоваться вашей любезностью.
«Кажется, я начинаю привыкать к тому, что этот тип меня все время удивляет», — подумала Элен. Достала зонтик — не свой, а Патриции: она давно ненавидела эту вещь. В расцветке присутствовали все краски, за исключением черной. Почему создатели подобного шедевра поскупились именно на черную, Элен затруднялась ответить. Патриция уверяла, что зонтик напоминает ей цветущий луг, но Элен сходства не находила. Во всяком случае, картина луга никогда не вызывала у нее головокружения.
Она раскрыла зонтик, демонстрируя инспектору. У того перехватило дыхание. Но Ямура был человеком отважным.
— Спасибо, вы очень добры.
Элен повернулась к Патриции. Удивительно, но та перенесла разлуку с зонтиком гораздо спокойнее, чем следовало ожидать. Даже затаенно улыбнулась.
Инспектор вторично посмотрел на часы. Как решила Патриция — чтобы придать себе мужества попрощаться. Спрятал во внутренний карман пленку и фотографии. Элен была несколько разочарована, не услышав просьб о новой встрече. Уж на это, казалось, учитывая его неотрывные взгляды, она могла твердо рассчитывать. Выходит, напрасно приготовила такой вежливый и благовоспитанный отказ?!
Ямура простился коротко и быстро удалился. Элен оскорбилась еще больше. Ожидала долгого проникновенного взгляда — как-никак инспектор расставался с ней навеки. Должен был постараться запечатлеть ее образ в сердце.
Элен с Патрицией приникли к окну, глядя на удаляющуюся фигуру. Дождь лил по-прежнему. Инспектор шагал, бодро помахивая зонтиком, который так и не раскрыл.
— Мужчины — загадочные существа, — изрекла Элен. — Тебе не кажется, что помахивать он мог бы и веточкой.
— Бесспорно, — согласилась Патриция. — Но веточку не требовалось бы возвращать.
— Как?! — вскричала Элен. Мысль, что этот чудовищный зонтик могут вернуть, дотоле не приходила ей в голову. — Каким же черствым сердцем нужно обладать!
— Сердцем легко ранимым и впечатлительным, — возразила Патриция. — Неужели ты не догадалась, зачем ему понадобился зонтик? Это предлог вернуться.
— Зачем? У него нет никакой надежды.
— Ты избрала самый надежный способ это доказать, — ответила Патриция, выразительно оглядев ее наряд.
— Как ты думаешь, он приезжал только за пленкой? — поинтересовалась Элен, придирчиво изучая собственное отражение. — Или хотел извиниться?
— Мечтал на тебя поглядеть.
Элен улыбнулась. Мировой порядок не нарушился, поклонник оставался поклонником, свои мысли и энергию можно было посвятить делу. Да и не мужчине же их посвящать, хоть самому незаурядному. Так и влюбиться недолго, а состояние глупее трудно себе представить, стоит только посмотреть на Патрицию. Допустить, чтобы твои печали и радости зависели от другого человека, пусть даже исключительного?.. Нет, нет и нет!
— До торговца мы должны добраться первыми, — сказала Элен.
— Прежде надо подняться на гору, — напомнила Патриция. — Жаль мой зонтик, пригодился бы.
Буря стихала. Улегся ветер, ливень сменился легкой моросью, лишь море шумело громко и растревоженно. Элен с Патрицией карабкались вверх, подсвечивая себе дорогу фонариками.
— Затеи безумнее ты не могла придумать, — сказала Элен, останавливаясь перевести дыхание. — В такую погоду даже оборотни не соберутся посидеть у костра.
Патриция молчала. До сих пор не понимала, зачем настояла на прогулке. Все отсырело, костер не развести, земля мокрая. Ясно, что даже самым пылким поклонникам госпожи Ота не придет в голову этой ночью заняться чтением стихов. Элен имела полное право негодовать. К удивлению Патриции, подруга была настроена миролюбиво и осыпала ее упреками всего-то в третий раз.
После визита инспектора Элен находилась в отменном настроении. Вспоминая случившееся в Цуане, она понимала, почему Ямура был тогда в бешенстве. Накануне разговаривал с тя-ю, живой и здоровой, помыслить не мог, что ей грозит опасность: преступник добирался до коллекции, при чем здесь племянница коллекционера? А утром получил известие о ее гибели.
Элен представляла все так ясно, словно видела собственными глазами. В деревушку Цуань Ямура имел право послать помощников. Нет, примчался сам, не в силах простить себе, что не принял мер, не предотвратил преступление… А выйдя из дома убитой, увидел особу с фотоаппаратом. Элен вновь вспомнила слова Эндо: «Европейских читателей порадуют наши беды». Несомненно, инспектор в тот миг рассуждал так же. Потому и был так резок.
— Погаси фонарь, — сказала Патриция. — Мы на вершине.
— Думаю, никого не спугнем — кроме парочки лягушек, — ответила Элен, но фонарик выключила.
Они остались в кромешной темноте. (Элен не преминула высказать свое мнение по этому поводу, хотя Патриция и не просила.) Стояли рядом, откинув капюшоны, изо всех сил стараясь что-нибудь разглядеть. Постепенно глаза начали привыкать к темноте. Дождь кончился, сквозь тучи смутно угадывалась луна. На фоне чуть посветлевшего неба вырисовывались очертания деревьев. Черная линия стены прерывалась в том месте, где когда-то были ворота.
— Войдем, — предложила Патриция.
— Переломаем ноги, — сказала Элен, вспомнив об аллее каменных фонарей.
— Хотя бы постоим в воротах, осмотримся.
Они долго озирались. Конечно, костра и в помине не было. И уж подавно не было ни людей, ни лисиц. Все живое попряталось от дождя. Тишину нарушал лишь шорох срывающихся с веток капель и доносившийся снизу гул моря.
— Возвращаемся? — бодро предложила Элен.
Патриции стало обидно. Впустую проделать такой путь!
— Подойдем к Павильону.
— Полагаю, можно включить фонарь?
Патриция не возразила. Они двинулись вперед, и Элен тотчас пожалела о своей уступчивости. Трава стояла высокая, пробираться было тяжело. Патриция хмуро подумала, что сегодня совершает глупость за глупостью. Она промочила ноги и подозревала, что мрачные предсказания Элен сбудутся. Вниз они спустятся, кашляя и чихая.
Редко и тоскливо звякал колокольчик под крышей пагоды. Луна на мгновение выглянула из-за туч и снова скрылась.
— Если ты намерена восхищаться Павильоном, плавностью линий и соразмерностью пропорций, — сказала Элен, — давай скорее.
Патриция смотрела на мокрые перила веранды. В эту минуту она вполне ощущала, что Павильон был местом ссылки и госпожа Ота здесь действительно томилась.
— Нет, какую силу духа надо иметь… — следуя совету, принялась восхищаться Патриция.
