Он подошел и подал крышечку. Если у Элен и оставались какие-то сомнения относительно уготованной ей участи, то теперь они полностью рассеялись. Так откровенничать Тои мог лишь с человеком, о котором знал наверняка — не проговорится.
Однако она ничего не могла предпринять, во всяком случае сейчас. Поэтому с нескрываемым любопытством принялась рассматривать крышечку — круглую, маленькую, почти невесомую. На белом фоне четко выделялись четыре иероглифа, нанесенных черным. Их окружали две волнистые линии. Волны одной были широкими и пологими, другой — крутыми и узкими.
— Надеюсь, крышечку не надо нагревать?
— Нет, — понимающе засмеялся Тои. — Я уже пробовал, без толку. Секрет не в ней.
— Что здесь написано?
— Вот это иероглиф «тун». Он означает «отсчитывать шаги». По бокам — иероглифы «чой» и «чон» — «север» и «запад». Напротив — иероглиф «цу» — «вниз».
— Придется копать, — вздохнула Элен. — А сколько шагов отсчитывать?
— Думаю, десять и пятнадцать. По количеству волн.
Элен попробовала усомниться, еще раз внимательно оглядела крышечку, но другого объяснения не нашла. Тои тоже явно мучился сомнениями, правда, по другому поводу.
— Вы уверены, что на чайнике был изображен именно мост?
— Уверена, — отрезала Элен и повторила объяснения, данные Патрицией: — Ручей, мост.
— Мост, — пробормотал Тои. — Мост… Я полагал, шаги надо отсчитывать от Павильона.
Элен поглядела на него с улыбкой превосходства:
— У Павильона четыре стороны.
Он понял сразу.
— Я всегда полагал, что лучше действовать в одиночку. Оказывается, ошибался. О такой умной и очаровательной помощнице остается только мечтать.
Элен никогда не думала, что комплименты способны прискучить. Выяснилось — могут не только прискучить, но и довести до белого каления. «Что это со мной? — встревожилась Элен. — Кажется, я начинаю мечтать об окриках инспектора Ямуры».
Они спустились к ручью и, разойдясь в разные стороны, принялись обшаривать кустарник. Тои заметно спешил и все же постоянно останавливался, проверяя, не объявился ли в усадьбе кто-нибудь третий, не возникла ли нежданная опасность. Элен чувствовала, что он старается держать ее в поле зрения. Она не слишком усердствовала, не собираясь приближать собственную кончину. Слушала, как ломится сквозь кусты Тои, и гадала: остатки моста сгнили до основания или нет? Признавалась самой себе, что была бы страшно разочарована, оборвись поиски клада на середине. Хотя для нее, возможно, это было бы и безопаснее. Ясно, что Тои не осмелится поднять на нее руку, пока не добудет сокровища.
Она могла бы потихоньку ускользнуть. Правда, лес прозрачен, видно хорошо, а на хромой ноге далеко не убежишь. Но Элен останавливало не это. Предположим, ей удастся благополучно скрыться. Тои сразу поймет, что надо уносить ноги. Тут уж не до сокровищ. Наверняка такой вариант у него предусмотрен. Либо сумеет выехать из страны, либо затаится, но возмездия избежит. Элен вспоминала смеющуюся тя-ю на портрете, вспоминала рыбаков из деревушки Цуань, охваченных горем и гневом. Нет, она не струсит, не сбежит — и не даст уйти убийце.
В это время Элен услышала, как Тои зовет ее. Ответила не сразу — выпутывала ветку из волос.
— Скорее! — требовательно и нетерпеливо кричал Тои.
Элен поспешила на зов. Тои стоял возле ручья, там, где Элен с Патрицией впервые видели отпечатки старинной тайанской обуви «нори». Нагнувшись, рассматривал что-то, похожее на гнилой пень. Затем указал на такой же гнилой обрубок, торчавший из земли на другой стороне ручья.
— Видите? — Он мотнул головой, схватил Элен за локоть и потянул к Павильону.
Она чувствовала, что его трясет от возбуждения. Элен не сомневалась, что Эндо или Патриция переживали бы не меньше, но то были бы переживания иного рода. Сейчас же она наблюдала дрожь неприкрытой алчности. И чем сильнее волновался Тои, тем холоднее становилась она сама. Она не боялась этого человека. Не могла бояться. Он вызывал только брезгливость.
Они подошли к Павильону. Элен вспомнила, как равнодушно взирала на эти развалины, придя сюда впервые вместе с Патрицией. Теперь же Павильон ее весьма занимал. Он просматривался насквозь: легкие стены разрушились. Крепкие опорные столбы поддерживали крышу. Полностью сохранилась окружавшая дом открытая веранда с изящными перилами. На нее со всех четырех сторон вели ступени.
— Что было нарисовано на чайнике? — почти шепотом спросил Тои.
— Столбы веранды и вершина горы.
И прежде чем Тои подобрал из поэмы нужный отрывок, Элен прочла:
Со слов Патриции прекрасно запомнила эти строчки. Разумеется, во французском переводе. А там не было сказано ни слова о ступенях.
До деревни Патриция не доехала одного поворота. Как раз в том месте, где заканчивалась узкая тропинка и начиналась дорога из гравия, стояла машина. Патриция затормозила и спрыгнула на землю. Она испытывала некоторую растерянность, не зная, что делать. Если это прибыли коллеги Эндо — она здесь совершенно лишняя. Патриция помедлила, ожидая, что Эндо сам увидит ее и подойдет, и неожиданно заметила под колесами машины какой-то желтый предмет. К своему изумлению, разглядела, что это крупная груша. Присмотрелась. Неподалеку валялись несколько раздавленных слив. Создавалось впечатление, что кто-то или уронил, или отшвырнул пакет с фруктами, а кто-то другой на него наступил. Затем она обнаружила, что брошенный пакет не единственный. Неподалеку в кустах виднелись два объемистых свертка. Совершенно еще зеленую траву украшала россыпь рисовых пирожков. Пока Патриция недоуменно хлопала глазами, дверца машины распахнулась и появился один из детективов, охранявших ее в столице.
— Здравствуйте, — сказала Патриция, — где мой муж?
— Садитесь, — гостеприимно пригласил детектив, пошире отворяя дверцу.
Патриция не торопилась. Во-первых, не знала, что делать с велосипедом, а во-вторых, начала догадываться, что произошло. Две службы опять столкнулись.
Эндо арестовали в тог миг, когда он, накупив всякой снеди, возвращался в домик на сваях. Пакет раздавили в драке.
Одежда детектива была измята и перепачкана землей. Подбородок украшала выразительная ссадина.
— Послушайте, — начала Патриция, — я все объясню. Вы схватили не того, тот в бухте…
— Непременно объясните, — пообещал полицейский, крепко беря ее за локоть.
— Да послушайте же…
Полицейский настойчиво тянул ее. Патриция вцепилась в велосипед, что несколько замедляло продвижение. Полицейский действовал только одной рукой и двигался как-то скованно.
Как раз в эту минуту со стороны деревни вывернул белый автомобиль инспектора Ямуры. За ним бежала ватага деревенских мальчишек.
Детектив перестал тянуть Патрицию, но локтя ее на всякий случай не выпускал. Инспектор вышел из автомобиля и отрицательно покачал головой. Патриция тотчас ощутила, как пальцы, сжимавшие ее руку, разжались.
Ямура позволил старшему из деревенских мальчишек занять место водителя, и после того, как дети с воплями восторга набились в салон, подошел к машине полицейских. Тогда дверца снова открылась,
