вздохов.
— Мечтаю увидеть это представление. Хат-хен в роли госпожи Ота. «Ивой склонюсь над водой, жалобен плач…» Элен, а как они отыграли сцену, где поэт Сю-Тей…
— Не отвлекайся, — сердито одернула Элен. — Лучше приготовь бумагу и ручку.
Патриция принялась искать бумагу, то и дело замирая от восхищения и шепотом повторяя отдельные строчки.
— Восхитительно. Чудесно. Неповторимо.
— Надеюсь, твои восторги относятся ко мне? — скромно предположила Элен. — Согласна, я сегодня была на высоте. Впрочем, как и всегда.
Вместо того чтобы немедленно подтвердить эти слова, Патриция предостерегающе вскинула указательный палец:
— Тише!
Схватила ручку и принялась лихорадочно записывать. Жестом попросила перемотать пленку, потом еще раз и еще. Наконец перечла в последний раз, проверяя. В первых двух отрывках существенной разницы не обнаружилось. Третий звучал иначе:
— Вот оно! — вскричала Патриция. — Ступени веранды. От них надо отсчитывать шаги.
— Сколько шагов и в какую сторону? — попыталась уточнить Элен.
— Наверное, указано на крышечке.
— А где крышечка?
— В кармане убийцы. Полагаю, он не расстается со своей добычей ни на минуту.
— А где убийца?
Патриция всплеснула руками:
— Я же тебе говорила! Болтается в лодке посреди бухты.
— Ну, знаешь ли! — возмутилась Элен. — Неужели нельзя было держать его где-нибудь под рукой?
— Запереть в шкафу? — подсказала Патриция.
— Нет, я серьезно. Как мы теперь заполучим крышечку?
— Эндо вернется с минуты на минуту, что-нибудь придумаем. Одолжим у рыбаков лодку.
— Я бы на твоем месте отправилась Эндо навстречу. Чтобы ему лишний раз не бегать в деревушку и обратно.
— Ты права. Пойдем вместе?
— Я, между прочим, не спала ночь, с утра пораньше отшагала семь километров, да вдобавок умудрилась упасть и разбить коленку.
— Ой, — сказала Патриция, — извини. Я даже не спросила, как ты здесь очутилась. Почему инспектор Ямура тебя отпустил? И что он сам поделывает?
— Разыскивает тебя, Эндо, а теперь уже и меня.
— Сбежала? — ахнула Патриция.
— Как ты догадлива, о рыжеволосая! Ответь, кстати: что Эндо понадобилось в деревне и как это он додумался оставить тебя одну?
— Наверное, хотел позвонить. Мы считали, убийца появится только ночью.
— А он пожаловал днем… — произнесла Элен уже без улыбки. Подперла кулаками щеки. — Расскажи- ка подробно, как все произошло.
На глаза Патриции неожиданно навернулись слезы.
— Это было очень неожиданно, страшно… и противно. Комито… — Она всхлипнула, вытерла глаза и каким-то тусклым, бесцветным голосом поведала всю историю от начала до конца.
Элен слушала, и с каждой минутой ее лицо мрачнело все больше. Патриция закончила рассказ, но Элен долго ничего не говорила. Патриция тоже молчала, чувствуя внезапно навалившуюся нестерпимую усталость. Они сидели рядом, и Элен смотрела на измятые листки со стихами.
— Значит, это Комито, — произнесла она со вздохом, как будто впервые уяснив для себя суть происшедшего. — Кто бы мог ожидать от такого растяпы!
Она снова вспомнила беспорядок в доме тя-ю, россыпи чая на полу.
— Мерзавец! Так прямо и спросил: где чайник?
— Да. Сослался на профессора Шеня. Мол, тот ему рассказал. А когда узнал, что чайника здесь нет, сразу заторопился в столицу. Заявил, что передаст тебе привет от меня.
— Спасибо, — буркнула Элен. — Выходит, он еще с вечера причалил где-то на побережье, поднялся на гору…
… — где столкнулся с актерами.
— Верно. Хат-хен говорила про человека в сером свитере. Как он упоенно внимал поэме. Еще бы!
Патриция сдвинула брови:
— У Комито свитер бежевый, немногим светлее, тем у Эндо.
Элен беспечно отмахнулась:
— Ночью, у костра они могли просто не разглядеть.
— Правда. — Патриция поднялась и посмотрела на часы. — Не пойму, почему Эндо задерживается. Побегу навстречу. Нет, кажется, не побегу, а поковыляю.
Элен напомнила о подарке рыбаков из деревушки Цуань. Велосипед так и стоял на берегу под деревьями, предусмотрительно укрытый от непогоды. Патриция весьма воодушевилась и поспешила уйти. Элен подождала, пока за подругой захлопнется дверь. Потом отправилась на кухню и после недолгого раздумья уничтожила без остатка паштет, привезенный негодяем Комито.
Понимая, что скорого возвращения Патриции ожидать не приходится, Элен решила прилечь. Уснула, едва коснувшись головой подушки. Сказались усталость и недосып предыдущих дней. Что ее пробудило, Элен не сумела бы объяснить. Возможно, колебания мостков, возможно, какой-то шорох, только все это родило ощущение тревоги, и Элен заставила себя очнуться. Но, даже проснувшись, продолжала лежать, не шевелясь и не открывая глаз. Почему — и сама не знала. Сердце билось часто и сильно. Элен взглянула сквозь полуприкрытые ресницы.
Должно быть, уже наступила середина дня. Солнечные лучи золотили циновки, лежавшие в центре комнаты. Углы оставались темными, и поначалу Элен показалось, что комната пуста. Потом она заметила сидевшего на корточках человека. Он неторопливо и хладнокровно рылся в шкафу. На человеке был серый свитер.
Элен лежала неподвижно. То, что рядом убийца, не вызывало ни малейшего сомнения. Не важно, кого там расторопная Патриция загнала на середину бухты. Убийца явился в их дом за чайником, как когда-то явился к тя-ю. И так же, как тя-ю, она очутилась с ним наедине.
Мужчина внезапно повернулся, так резко, что потерял равновесие и оперся рукой об пол. Элен невольно зажмурилась. Старалась дышать как можно глубже и ровнее. Но, и закрыв глаза, словно воочию видела смуглое лицо, широкие дуги бровей, тонкие, плотно сжатые губы, коротко подстриженные волосы.
— Вы проснулись, — сказал мужчина злым голосом.
Элен открыла глаза и села. Он продолжал опираться одной рукой об пол, другой машинально прихлопнул дверцу шкафа.
— Где чайник?
Элен смотрела с мрачным удовлетворением. Выходит, все-таки ей, а не Патриции выпало поймать
