умоете, а мне отдуваться.

– Как его зовут?

– И-Игореха.

– А фамилия?

– Я у него фамилию не спрашивал.

– Опиши его. Приметы какие-нибудь: шрам, татуировка, например...

– Не-а... хотя постойте... у него пары зубов сбоку не хватает. Справа, кажется... или слева... Нет, справа. Когда улыбается во весь рот, то видно.

– Он на машине приезжал?

– Откуда мне знать?

Парень выглядел изможденным – худой, синий, с лихорадочным румянцем на скулах. Возможно, он уже не ограничивался курением. В запущенной квартире пахло чем-то тухлым. Повсюду валялись разбросанные вещи.

– О чем он еще тебя спрашивал?

– Просил раздобыть номер мобильного Зебровича...

– Зачем?

– Не знаю! Не знаю!

– Ты обещал?

– Вы бы на моем месте тоже пообещали.

– Хорошо, дашь ему номер.

Бывший клерк отвел глаза с расширенными зрачками. Он трясся от озноба или страха.

– Я не хочу... Не хочу, чтобы меня убили!

– Кому ты нужен? – покривил душой Лавров.

На самом деле он подозревал, что некий Игореха именно так и поступит, когда вытрясет из клерка все, что сможет. Зависимость от наркотиков делает человека неадекватным и очень уязвимым.

– Не вздумай предупредить его!

– О... о чем?

– О том, что им интересовались. А ты все выболтал!– Я не... – Парень попятился, наткнулся на колченогую табуретку и чудом не растянулся. – Меня заставили! Меня били! Вот...

Он задрал рубашку и показал синяки и кровоподтеки на тощих ребрах.

– Врешь. Я тебя и пальцем не тронул.

Кто-то постарался до Лаврова – крепко отделал бывшего клерка. Видимо, недовольные кредиторы.

– Долги отдавать надо! Будешь меня слушаться – получишь еще денег.

Парня это не обрадовало. Он боялся всех – и тех, кому задолжал, и Лаврова, и Игореху... и Зебровича. У бывшего шефа руки длинные: лишнее тому доказательство – визит начальника охраны.

Роман посмотрел в его пустые мутные глаза и обескураженно вздохнул.

– Экий ты... бестолковый! Непременно ведь подведешь...

Он вышел из пропахшей тухлятиной квартиры, больше похожей на грязную темную нору, и с облегчением вдохнул прохладного воздуха. Надеяться на хозяина этой норы – все равно что делать ставку на хромую лошадь.

Лавров поразмыслил и решил перестраховаться. Расставить своих людей не только во дворе дома, откуда он только что вышел, но и в округе. Игореха, судя по всему, человек осторожный, на рожон не полезет. Если приедет на машине, наверняка оставит где-нибудь поодаль...

Начальник охраны пытался представить себе, что на уме у этого Игорехи. Откуда-то он узнал про Глорию... и теперь, похоже, хочет заработать. Или блефует. В любом случае упустить его нельзя.

Этим же вечером люди Лаврова заняли наблюдательные позиции. Он сам выбрал сквозной двор, куда можно было въехать и выехать с разных сторон. Если бы ему пришлось подготавливать отходные пути, лучшего места не найти.

Устроившись в бежевой «Ладе» с помятым боком в ряду припаркованных у бордюра автомобилей, он приготовился бодрствовать всю ночь, если понадобится. Надежды на появление Игорехи было мало... Бывший клерк являл собой столь жалкое зрелище, что вряд ли мог внушить кому-нибудь доверие. Если только жадность не затмит здравый смысл. Впрочем, алчность не зря причислили к смертным грехам – любителей грязной наживы вряд ли ждут райские кущи...

Лавров зевал, грыз семечки, чтобы не уснуть. Ему в спину светил одинокий фонарь. Мимо проходили влюбленные парочки. Сидеть на скамейках было еще холодно, но весна уже будила в крови смутные желания. Невольно ему в голову приходили мысли о Глории. Как она? Где она? Если жива, то о чем думает? Знает ли, что ее ищут?..

На черном небе за облаками проступало голубое пятно луны. Слева во двор въехал внедорожник и остановился у бордюра. Лавров насторожился. Из машины никто не выходил. Вероятно, влюбленные не спешили расставаться... или целовались в теплом салоне.

Через минуту во дворе припарковалась легковушка, из которой высыпало шумное семейство – мама, папа, двое детей и собака. Родители переругивались, дети капризничали, собака лаяла. Пока Лавров, ослепленный светом фар, пытался определить в темноте марку внедорожника, мимо него проскользнула еще легковушка...

У него глаза разбежались. Дети спустили собаку с поводка, и та сделала круг по газону. Визг, лай, окрики уставших и рассерженных родителей... Наконец беспокойное семейство скрылось в парадном, и наступила тишина. Из внедорожника по-прежнему никто не показывался.

* * *

Во взгляде карлика, когда он приходил навестить пленницу, проскальзывало затаенное сожаление и еще что-то томительное, сродни угасающей страсти.

Глория начала привыкать к его уродству. Брезгливость и отвращение вспыхивали, быстро сменяясь сочувствием и даже – как ни странно! – симпатией. Она ощущала в себе то, что журналисты и психологи называют «синдромом заложников»: когда жертва похитителей или террористов принимает сторону последних. Если рассудить по справедливости, то этот безобразный человечек спас ее от худшей участи – послужить утехой для бандитов, после чего лишиться жизни. Правда, она не знала, с какой целью карлик удерживает ее у себя. От него не исходило враждебности, скорее наоборот.

– Зачем вы привезли меня сюда? – напрямик спросила она у Агафона.

Он как будто не понял и произнес невпопад:

– У меня красивый дом. Я еще не показывал его тебе... Я завещал дом Санте. Нужно же ему где-то жить?

– Разве он и так не живет здесь?

– Живет, – соглашался Агафон.

Она ждала дальнейших объяснений, но он замолкал и переводил разговор на другую тему. Сколько ему могло быть лет? Тридцать, сорок? На его красивом лице были мелкие морщинки – мимические, а не от возраста. Он не выглядел старым, не выглядел больным. Он уже не поддерживал заблуждение Глории насчет сна. Кровь ее очистилась от препарата, который ей вводили, и сознание прояснилось. Глорию посещали здравые мысли. Судьба долго благоволила к ней... пока не пришла пора расплаты. Она попала в переплет! Всему виной – письмо от Пашки Нефедова... умершего пять лет тому назад...

У Глории появилось много свободного времени для размышлений о своем прошлом. Настоящее же перетекало из мгновения в мгновение подобно песку... легкому и невесомому, бесплотному, как свет звезд. Она тщилась уловить в нем то, чего поймать было невозможно... Она потеряла счет времени. Ее ум отказывался воспринимать смену дня и ночи, тем более запоминать. Грани стерлись, условности исчезли... Она оказалась с глазу на глаз со своим внутренним «я»... загадочным и темным. Будь в ней больше света, она не оказалась бы в клетке. Пусть удобной и сытой, но – клетке. Разве ее жизнь с Анатолием не была такой же клеткой? Там, где все заранее предопределено, нет и не может быть свободы... Истинная неволя не в том, что на окнах решетки, а во дворе бегает злая собака. Неволя рождается внутри и переносится на внешние атрибуты существования. Тому, кто самовольно сдается в плен, смешно «качать права»...

Часы и минуты то невероятно долго тянулись, то стремительно неслись вперед. Гобелены на стенах заменяли Глории реальность. «Русалочья охота», вопреки заявлению хозяина, не пугала ее. Зато царь Соломон и царица Савская будоражили ее воображение...

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату