запрос люпусу, желая узнать, какую именно хореоматическую последовательность применяет Эшер. Оказалось, что Густав использует стандартную процедуру из учебника, лишь немного изменив музыкальный аккомпанемент — сократив рагу минут на пять. На следующий направленный Макналти запрос люпус ответил, что в данной точке не обнаружено возмущений психосферы. Впрочем, чрезмерно доверять подобной информации не стоило, — люпусы оперировали старыми данными. Но Стив был готов к неожиданностям, прихватив с собой на всякий случай стандартное инженерное приспособление: дудочку.
Экран интерферотрона был виден Стиву неполностью — Густав закрывал его плечом. Но вот Эшер вскочил, сбросил обувь и стал босиком выплясывать вокруг интерферотрона. Картинка на мониторе изменилась: появились разноцветные концентрические круги, пересекаемые яркими линиями. Густав продолжал танец еще несколько минут, пока экран не заполнился пульсирующими серыми разводами, после чего достал из кармана датчики и подбросил их в воздух. Пирамидки упали на землю, а монитор погас. Эшер выругался и выключил музыку.
— В чем дело, Густав? Не хватает датчиков? — сочувственно поинтересовался Стив.
— Нет, это только моя оплошность. Разучился их правильно метать. Придется заново начинать всю церемонию. Надо только сбросить психическую настройку среды, чтобы не вышло казуса. Дудочка у тебя с собой?
— Да, здесь, — Стив достал из-за пазухи небольшую продольную флейту, вырезанную из слоновой кости. Густав вынул такой же инструмент, только потяжелее, сделанный из черного дерева.
— Начнем на счет «три». Готов? Раз, два, три!
Они вдвоем начали дуть в свои инструменты, издавая звуки, которые неспециалисту могли бы показаться шумом. Однако это была научно разработанная додекафоническая пьеса, применявшаяся для снятия излишнего психического возбуждения, или, как говорили хореоматики, для «обнуления среды». Несмотря на кажущуюся хаотичность мелодии, Эшер и Макналти играли в четкий унисон — знание этой процедуры было обязательным для выпускника любого университета. Закончив музицирование, они прикрыли глаза и некоторое время стояли неподвижно, как бы прислушиваясь к чему-то внутри себя.
— Что скажешь, Стив? Вроде бы чисто.
— Кто его знает. Может, еще подудим? Так, на всякий случай.
— Давай. Осторожность не помешает.
Стив и Густав приложили флейты к губам, в точности повторив обнуляющую пьесу. Сочтя состояние психосреды на этот раз вполне благоприятным, Эшер вновь принялся активизировать интерферотрон. По законам хореоматики, в одном и том же месте до заката солнца нельзя было использовать одинаковую комбинацию. Поэтому Эшер переключился на шаманское топтание, сопровождаемое смесью из эскимосских напевов и записей песен китов. Стив вновь наблюдал за процедурой на отдалении. В отсутствие шаманского бубна Густав хлопал себя флейтой по ягодицам, издавая гортанные возгласы. Когда на мониторе показались серые пульсации, Эшер запустил датчики, но на этот раз по-иному: нагнувшись низко, лицом чуть не упираясь в пах, и метнув пирамидки из-под зада обеими руками, просунув их между расставленных ног. Датчики немного покачались в воздухе и начали кружиться над интерферотроном. Густав поманил рукой Стива.
— Взгляни на экран.
На дисплее серая рябь постепенно собиралась в небольшие комочки, соединенные между собой тонкими нитями. Эшер комментировал происходящее.
— Сейчас ты видишь формирование событийной сетки, где сгруппировано все, что происходило на этом месте за последние три месяца. Сфокусируем аппарат на сегодняшнем утре, — с этими словами Густав начал чертить какие-то фигуры на пластине интерферотрона, — кажется, этот пучок относится к нему. Выделим некоторые зависимости. Так, эта ячейка, судя по всему, ведет к Францу. Координатные показатели в углу говорят, что действие происходило между пятью и девятью часами. Уберем некоторые посторонние наводки.
Густав продолжал манипуляции.
— Между прочим, Стив, — обратившись к Макналти, Густав увидел, что тот зачарованно смотрит в экран и на его слова не реагирует. — Эй, Стив, очнись! Самое интересное — впереди.
Макналти вздрогнул и помотал головой, приходя в себя.
— Прости, Густав. Я немного задумался.
— Так вот, Стив, искусство владения интерферотроном заключается в том, чтобы знать, какие именно цепочки выбрать из огромного множества. Без ложной скромности скажу: интуиция и опыт позволяют мне практически безошибочно получать требуемую картинку. Пожалуйста: сейчас мы узнаем, что происходило на пороге этого бунгало в шесть часов пятьдесят две минуты.
На экране появилось двухмерное, слегка размытое изображение.
— Я встроил возможность помощи, так что при возникновении затруднений можно прямо у интерферотрона получить ответ на некоторые вопросы. Подробные разъяснения — в инструкции.
Картинка после нескольких постукиваний Густава по управляющей пластине стала немного четче; в верхнем правом углу появилось обозначение времени. До выхода Франца из дому оставалось менее сорока секунд. Эшер еще несколько раз прикоснулся к пластине и с сожалением произнес:
— Похоже, нам придется побегать за Богенбрумом. Зона показа интерферотрона, или пятно, как я его называю, ограничено пятьюдесятью ярдами.
Дверь бунгало на мониторе открылась, на пороге показался Богенбрум, одетый в майку и спортивные трусы. Он посмотрел на небо, затем по сторонам, потянулся, зевнул и сделал несколько шагов по дорожке, которая вела к океану. Эшер прикоснулся к панели; угол зрения переместился вверх, показывая местность с высоты двадцати футов. Богенбрум пошел назад к бунгало и несколько секунд стоял лицом к двери, почти не двигаясь.
— Он забыл закрыть дверь и вернулся, чтобы установить защиту, которая сработала, когда мы пытались ее открыть. Как видишь, Богенбрум оделся легко. Он явно не собирался идти к кому-нибудь в гости, тем более что еще слишком рано, и, скорее всего, вышел просто прогуляться, — комментировал Густав.
Богенбрум вернулся на тропинку и стал удаляться в направлении океана. Спустя минуту он растаял в голубоватой пелене, скрывавшей часть пейзажа.
— Что это было? Утренний туман? — спросил Макналти.
— Нет, — улыбнулся Густав. — Богенбрум вышел за пределы пятна. Больше прибор ничего не покажет. Теперь мы последуем за Францем до ближайшей развилки. Не думаю, чтобы он сошел с дорожки: везде после дождя такая грязь.
Эшер выключил интерферотрон; пирамидки, вращаясь медленными кругами, опустились на землю.
— Стив, возьми датчики, а я захвачу все остальное, — с этими словами Густав захлопнул крышку интерферотрона и засунул в карман музыкальный бокс.
Они пошли вниз по той же дорожке, на которой исчез Богенбрум. Ближайшая развилка оказалась на краю обрыва. Отсюда одна тропинка вела вправо — к основной массе домиков Кантабиле, другая — вниз, к океану, а третья — на юг, к скалам. Густав включил интерферотрон, с особой осторожностью подбросив датчики, чтобы они в случае неудачного запуска не свалились с обрыва. После пяти минут интенсивного фокстрота, который Густав отплясал под нестройный негритянский джаз, приятели увидели на экране, как Богенбрум стоит на развилке, осматриваясь по сторонам.
— Если он решил окунуться в океан, то, боюсь, это было его последнее купание, — мрачно сказал Эшер.
Богенбрум решительной походкой стал спускаться к океану, после чего опять растворился в тумане. Вслед за Францем Эшер и Макналти вышли на берег океана, недалеко от того места, где недавно после музажа Густав столь неудачно выкупался. Никаких признаков морских трагедий на песке не наблюдалось, и Эшер, изящно вальсируя, включил интерферотрон. Экран показал, как Богенбрум спустился по дорожке к океану, подошел к воде, затем потрогал ее ногой. Температура оказалась для него подходящей, так как он резво сбросил с себя всю одежду и с разбега нырнул. На мониторе было заметно, как недалеко от берега в воде что-то виднелось.
