убьешь и себя, и меня. Телепортер — наш последний шанс. Еще совсем немного осталось, потерпи, я сейчас обязательно что-нибудь придумаю.
Джон Аддиман и Джейн Эветт застряли на глубине ста тридцати ярдов под поверхностью Ганимеда в небольшом помещении, бывшем частью крупного хранилища устаревшей техники. Все это оборудование накапливалось здесь долгие годы колонизации и планировалось к использованию в недалеком будущем, когда должен был состояться массированный рывок на Тритон. Появлению в хранилище Джона и Джейн предшествовали следующие обстоятельства.
Джон Аддиман, по профессии художник, прибыл на Ганимед с Марса. До этого он успел побывать на Венере и По, гастролируя по колониям с выставкой своих абстрактно-аморфных анимированных картин (вернее, едва успел бежать, прежде чем там ввели карантин в связи с эпидемией непонятной болезни). Искусство Джона особого успеха нигде не имело — потенциальные покупатели проявляли больший интерес к реалистическим поделкам его конкурентов или антиквариату земного происхождения, а космогонический размах произведений Аддимана чаще всего вызывал у публики смятение. Выставка в ее последнем варианте являла собой разновидность парка аттракционов, поскольку Джон был убежден, что зажравшееся человечество нуждается в хорошей встряске. Посетитель, забредший на экспозицию, подвергался суровым испытаниям: войдя в зал и полагая увидеть на стенах картины, он поначалу не обманывался в своих ожиданиях. «Я вывешиваю приманки. Обыватель, как тупое животное, повинуется рефлексам: видит красивую картинку и ползет к ней, чтобы насладиться искусством», — раскрывал Джон в интервью (единственном за всю биографию) тайны своей творческой кухни. Однако зрителя, приблизившегося к какому-нибудь невинному пейзажу или натюрморту, ожидал неприятный сюрприз. Пол под ним проваливался, и он оказывался в кромешной тьме, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой или же позвать на помощь (Джон, воздействуя особой комбинацией волн на спинномозговой модуль, вызывал у жертвы частичный паралич). В кабинке, куда попадал любитель изящных искусств, также была полная тишина. Так продолжалось секунд двадцать-тридцать. Затем раздавался чудовищный грохот, и вспышка света ослепляла зрителя. После того, как к нему возвращалось зрение, он обнаруживал, что окружен плотным, как вата, темно-серым туманом, застилающим глаза, рот и нос и не дающим дышать. Асфиксия продолжалась полминуты, затем начинал дуть ужасающей силы ветер, готовый, казалось, сорвать кожу с тела; сверкала молния, и душераздирающий гром вновь испытывал на разрыв барабанные перепонки (некоторые дамы по окончании просмотра выгружались из кабинки лишь в небольших фрагментах одежды; на полу часто оставалось пропитанное мочой нижнее белье). Обычно к этому моменту зритель уже пребывал в бессознательном состоянии, поэтому следующим этапом Джон предусмотрел воду — много воды, притом очень холодной. Обреченный посетитель, быстро придя в себя, с ужасом замечал, что вследствие извергающихся со всех сторон потоков кабинка начинает стремительно заполняться. Вскоре уровень воды устанавливался ровно на два дюйма выше макушки (друзья Джона, разрабатывавшие всю автоматику выставки по его заказу, сделали так, чтобы учитывался рост каждого посетителя). Оказавшись как бы внутри аквариума, зритель — если глаза его все еще были открыты — замечал, как на дно начинают опускаться сгустки вещества мутно-белого цвета. Тут же всю толщу жидкости пронизывало несколько бодрящих электрических зарядов, вода начинала спадать, и посетитель обнаруживал, что его заливает нестерпимо жаркий свет и что он весь облеплен засыхающими сгустками. Температура внутри кабинки достигала 95 градусов по Цельсию, сохраняясь такой в течение пяти минут (иначе бы сгустки не окаменели до требуемой твердости, лишь немного уступавшей граниту). Затем к зрителю возвращались двигательные и речевые функции; мощным ударом поршня под финальный аккорд громов с молниями его выбрасывало за пределы музея. Джон предусмотрел, чтобы выход из выставки находился на достаточном отдалении от входа, и побывавшие в кабинке жертвы своим видом, напоминавшим коралловый атолл, не отпугивали следующих любителей живописи.
Описанное выше действо, названное Аддиманом «Происхождение молекулы», было лишь одним из пятнадцати зрелищ выставки. Менее удачливые посетители могли провалиться в кабинки с названиями «Колодец и маятник», «Жернова судьбы» или «Вспышка сверхновой», где их ожидали совершенно незабываемые впечатления. Но, как ни странно, никто не жаловался, не подавал на художника в суд и не караулил его за углом, чтобы выяснить отношения. К XXV веку искусство успело пройти через все мыслимые и немыслимые эксцессы, да и, по большому счету, уже мало кого волновало. Холовизор правил бал.
Продолжая, тем не менее, несмотря на равнодушие толпы, свои творческие поиски, Джон решил заглянуть на склад законсервированной техники, чтобы взять в аренду некоторые образцы для своего штурма-суаре под рабочим названием «Галактический ретроскоп». В блужданиях по многочисленным лабиринтам хранилища его вызвалась сопровождать Джейн Эветт, сотрудница бухгалтерии, о которой сказать можно лишь то, что она была обычной девушкой 230-летнего возраста. Они взяли с собой сумки с аптечкой и пайком, как того требовали правила безопасности, и отправились в поход. Верхние уровни, где была складирована относительно свежая техника, Аддимана не удовлетворили, и они опускались все ниже, пока не достигли, наконец, последнего подземного этажа. В последний раз нога человека ступала здесь лет сто назад. Джон остался весьма доволен, отобрав несколько аппаратов, а в полный восторг привела его одна изъеденная межзвездной пылью капсула-скафандр, — он живо представил, как в нее можно было бы кого-нибудь невзначай захлопнуть, а затем подвергнуть изысканным испытаниям. Пытаясь найти к ней документацию, Джон и Джейн перешли в другое помещение, где были свалены всякие бумаги. В этот момент на Ганимеде начался метеоритный дождь.
Склад оказался наглухо запертым — сработала защитная автоматика. По внутреннему холофону пленники связались с центральной конторой, однако там уже царила паника — сквозь окна офиса было видно, как астероиды, пробивая силовое поле, превращают остатки колонии в пыль. Затем холофон погас. Люпусы на Ганимеде также прекратили существование — Джон и Джейн сразу это почувствовали и бросились к аптечкам, где хранились гиперконсерванты. В сумках обнаружились фонарики, света которых хватило бы на несколько суток. Это было кстати, так как одновременно с вентиляцией выключилось освещение; дверь, однако, оставалась прочно запертой, не поддаваясь никаким усилиям со стороны Джона.
Введя консерванты, Аддиман и Эветт тут же от боли потеряли сознание, но очень быстро очнулись от метеоритных толчков, сотрясавших всю комнату даже сквозь толстый слой грунта. Оценив ситуацию, они поняли, что оказались в западне и обречены долго и мучительно умирать, в случае если космическая бомбардировка утихнет, или же погибнуть очень скоро, если астероиды обвалят верхние этажи. Последний вариант выглядел более вероятным. Осознание этого вызвало у них полную апатию — до тех пор, пока взгляд Джейн, в состоянии прострации бродившей между шкафов с бумагами и книгами, случайно не упал на небольшой ящик, стоявший возле дальней стенки. На крышке его было написано: «Телепортер TX-65/78F. См. инструкцию». Внутри действительно был телепортер, сжатый и упакованный для длительного хранения. Очевидно, в эту комнату он попал по ошибке.
Это был шанс, хотя весьма слабый. Во-первых, инструкции к телепортеру не прилагалось. Во-вторых, ни Джейн, ни, тем более, Джон не имели никакого хореоматического образования, а без последовательности строго определенных ритуалов машина не запустилась бы (с учетом гибели всех люпусов им пришлось бы прилагать дополнительные усилия). В-третьих, радиус действия телепортера и, соответственно, пункт прибытия были неизвестны. На принимающем конце должен был находиться аналогичный действующий аппарат, что представлялось почти нереальным: по окончании межпланетных переселений телепортеры этого поколения, отработавшие свой ресурс, были повсеместно ликвидированы. Но у Джона и Джейн не было иного выбора, кроме как стремительно освоить азы хореоматики. Старых справочников в шкафах было более чем достаточно, но никак не удавалось найти подходящее руководство, которое позволило хотя бы разжать телепортер до рабочих размеров — в своем теперешнем виде он представлял собой небольшой твердый кубик.
— Попробуй еще раз просмотреть, вдруг найдется, — уговаривал Джон рыдающую Джейн.
— Я уже все посмотрела на той полке, где хореоматика, — там ничего нет, — сквозь всхлипывания отвечала она.
— Ну еще разок. Вдруг опять повезет. Загляни в другие шкафы, я чувствую, что инструкция где-то рядом. Тебе же не хочется здесь погибнуть?
Джейн, естественно, не хотелось умирать, но поиск руководства к телепортеру представлялся непростой задачей: размеры комнаты были двадцать на тридцать ярдов, а шкафы и полки уходили под
