За окном лил дождь. Казалось, за его мутной пеленой не существовало ни города, ни людей. В данный момент эта кухня, желтое бра над столом, клетчатая скатерть, кофейник с синими цветочками по бокам и сидящий напротив Астры мужчина составляли весь ее мир.
– Что ты собираешься делать? – допив кофе, поинтересовался он. – Я съезжу в бюро, пообщаюсь с клиентами, устрою сотрудникам нагоняй, и вернусь.
– Тебе нравится твой бизнес?
– Конструкторское бюро «Карелин» – детище моего отца, и оно меня кормит.
– Значит, не нравится.
– Пусть так. Предлагаешь что-нибудь другое?
– Я сама на распутье – безработная с криминальным прошлым! – Печальная улыбка тронула ее губы. – Брошенная невеста, неблагодарная дочь, ненадежный товарищ. Ты ведь мне не доверяешь?
Матвей кашлянул, оттягивая ответ. Астра угадала: он не имел понятия, как она себя поведет. Застанет ли он ее здесь, когда вернется?
– Ладно, не парься, – совсем как его подопечные, выразилась она. – Правильно делаешь. Я сама себе не доверяю.
– Тебе не стоит выходить из квартиры.
– Не буду. Я боюсь! Сяду просматривать кассету, авось, осенит догадка.
– Сколько ты уже смотрела ее, – раз десять, одиннадцать?
– Двенадцать. Тринадцатый раз принесет мне удачу.
– Что ты надеешься там отыскать?
Астра оживилась, подняла на него смоляные глаза.
– Образное мышление присуще человеку изначально. Идея, символ первичны по отношению к словам и воздействуют гораздо мощнее любого звукового кода. Речь – лишь слабая тень, робкое эхо этого древнейшего языка.
– Твой отец по совместительству случайно не профессор философии?
– У нас преподаватель по актерскому мастерству увлекался мистикой! – развеселилась Астра. – «Все вокруг, – игра символов!» – повторял он. – Если умеете их читать, вам ничего больше не понадобится». Я его слушала вполуха, отмахивалась, а зря. Силу визуальных образов недооценивают совершенно напрасно.
– Почему же? – ухмыльнулся Матвей. – Сейчас появилась уйма течений, которые пропагандируют
Он придал окончанию фразы столь выразительную окраску, что Астра прыснула.
– Ладно, я пошел собираться.
Карелин уехал. Астра же, как и говорила, уселась на диван и включила видик. Полилась зазывная, нечеловечески прекрасная мелодия… ее выводил высокий, чистый женский голос; на экране появлялись образ за образом, – ползущая по дереву змея, охотники на кабана, русалка… карнавальное шествие, любовники, голова на блюде… усадьба Брюса, горящее чучело… Млечный Путь… Афродита в венке… буренка на пастбище… повешенный… падающие в воду фонтана монетки…
Астра остановила пленку и, вернув кадр с виселицей и раскачивающимся на ветру телом, задумалась.
Без связи с предыдущими образами ей на ум пришла женщина, которая в зареве пожара стояла в саду перед домом покойной баронессы…
– То был не призрак! – прошептала она.
Сухой корень из тайника лежал перед ней на журнальном столике, дразнил: «Угадай, кто я!»
– Угадаю.
Время до обеда пролетело незаметно. Астра бродила по Интернету, искала подтверждения своим мыслям. И находила.
– Теперь осталось одно! – обратилась она к корню. – Узнать, кто твой хозяин.
Пока молодая женщина размышляла, на другом конце Москвы ее отец слушал доклад Борисова.
– Нет, Коля. Моя дочь не пойдет ни к кому в компаньонки – это же все равно, что прислуга! И никогда не заинтересуется сторожем. Тем более, там какой-то криминал, чуть ли не воровство. Ты же знаешь Астру!
– Да, но…
– Не зли меня.
Тут Юрию Тимофеевичу будто на ушко кто-то шепнул: «Вспомни, как ты с детства прятал от дочери спички и закрывал на замок ящик, где хранились зажигалки. Все годы, пока она росла, ты боялся, как бы она не спалила квартиру. В Астре живет страсть к огню. Пожар, – ее стихия!» И он пошел на попятный.
– Свяжись с этим… э-э… ее сожителем… и сообщи ему… намекни… впрочем, какого черта ходить вокруг да около?! – вспылил Ельцов. – Спроси его о Камышине. Не может быть, чтобы они были в этом замешаны… но… – Он выругался. – Я не исключаю и такого варианта. Огонь всегда был любимой забавой…
Ельцов споткнулся на полуслове, замолчал, потянулся за валидолом. Час от часу не легче! Его бросило в
