огромная черная туча нависла над их домом, вот-вот разразится громом и молнией.
Мария Варламовна сидела в своем любимом кресле у печки, погрузившись в глубокие раздумья. Жизнь, которую она считала простой и понятной, казалась ей теперь запутанной, полной противоречий. Ей скоро тридцать, а замуж не хочется. Почему? Может быть, она не такая, как все? Чем плох хотя бы тот же Чернышев? В юности она обожала его, замирала от страсти, целуясь с ним в темноте, ощущая горячие прикосновения его подбородка и щек, шершавых от выросшей за день щетины. А те тайные, безумные ночи, проведенные вместе? Куда все это ушло? Сколько раз она мучилась чувством вины, пока не решилась написать ему письмо с отказом! И вот он снова появился на ее пути.
– Но я не испытываю к нему того, прежнего чувства, – шептала Мария Варламовна, прислушиваясь к себе. – Ложь ужасна и бессмысленна. Я не хочу жить во лжи!
Перед ней возник образ Вершинина – юного, страстного мальчика, который готов был ради нее на все. Он был забавен и развлекал ее. Пожалуй, что как любовник он оказался бы неопытен… зато нежен и ненасытен. Чего не скажешь о зрелых мужчинах. Выйти за него, что ли? Свадьба взбудоражила бы весь Костров. Несколько сладких месяцев промелькнут, как дым… А дальше как?
– Это слишком скоро мне надоест… уж я знаю! – признавала Мария Варламовна. – Чего же я хочу? Чего мне надо?
Она вспомнила вчерашний разговор с Ольгой Вершининой. Вечером, когда последний ученик вышел из ее класса, в дверь постучали.
– Входите…
У Ольги Степановны были заплаканные глаза, ее курносый носик покраснел.
– Маша, что у тебя с Сергеем? – без предисловий спросила она.
– Ничего.
– Но… как же ничего, если ты… кокетничала с ним, улыбалась, завлекала, давала надежды? Он наивный, чистый мальчик…
– Брось! – перебила ее Мария Варламовна. Она достала пудреницу и принялась поправлять макияж. – Твой Сережа, будучи курсантом, трем девчонкам головы кружил и каждой небось обещал жениться.
– Он не обещал.
Ольга прикусила губу – Симанская была права: Сергей нравился девушкам и вовсю пользовался этим. Сестра как-то нашла у него кучу писем от разных подружек и потом долго возмущалась.
– Ну, не женитьбу, так любовь обещал… А это еще худшее злодейство! – засмеялась Мария Варламовна.
– Он любит тебя! Места себе не находит. Извелся весь, высох…
– Утешится. От любви не умирают.
– Ой, Машка! – прижала ладони к лицу Вершинина. – Мне такой сон страшный приснился после… той вечеринки… Ночь. Снег. Луна… и Чернышев с пистолетом, а напротив него – Сергей… И будто бы они стреляются. Из-за тебя.
– «Паду ли я, стрелой пронзенный? Иль мимо пролетит она?» – пропела своим превосходным сопрано Мария Варламовна. – Прямо сцена из оперы: дуэль Ленского и Онегина! Ужасно трогательно.
– Тебе все смех, – невольно улыбнулась Ольга. – Странная ты!
Мария Варламовна давно не искала понимания у других, а обращалась только к своему сердцу. Никто и ничто не могли помочь ей утолить ее дикую, колдовскую жажду неведомого. Она заглядывала в себя – и видела сплетение непроницаемых, смятенных вихрей. Ее душа дышала бездной… Ее любовные ласки доводили до исступления – как ураганные волны, они увлекали за собою в опасное, смертельное плавание. Потом она оказывалась на берегу… медленно приходила в себя, а любовник так и не мог выбраться из объятий стихии. Он становился либо ее жертвой, либо ее рабом.
Вереница поклонников прошла перед внутренним взором Марии Варламовны, как череда бледных теней. Одноклассники, костровские друзья, студенты и преподаватели института культуры… Декан ее факультета чуть не развелся с женой из-за «прелестной Машеньки», а староста группы едва с ним не подрался. Машеньку вызывали к ректору, стыдили ее, пугали отчислением. Но она молчала, поправляя выбившиеся из прически пряди, и от одного этого ее жеста у сурового, седовласого ректора перехватило дыхание, и грозные нотки в голосе растаяли, как прошлогодний снег.
– Идите… – дрогнувшей рукой махнул он в сторону двери. – Бог с вами, деточка.
Машенька умела произвести нужное впечатление, когда хотела. Она понимала, каким оружием владеет, но пользовалась им исключительно в особых случаях.
Окончив учебу, госпожа Симанская без сожаления отклонила все предложения о замужестве и вернулась в Костров. Здесь она притушила свое пламя. Но спрятать его полностью было не в ее силах. Мужчины, как мотыльки, слетались на роковой огонь, горели, падали замертво… образно говоря, разумеется, и заставить их отступиться не было никакой возможности.
Руслан Талеев оказался в ее сетях так стремительно, что не успел ничего толком сообразить. Мария Варламовна, подстегиваемая матерью, начала задумываться, а не остановить ли ей свой выбор на приезжем из Санкт-Петербурга. Руслан был хорош собой, умен, достиг определенного положения в обществе, в нем пробивался наружу сглаженный воспитанием жгучий восточный темперамент. Чем плохая партия для тридцатилетней провинциалки? Так рассуждала Татьяна Савельевна, и у дочери не хватало аргументов для возражений.
– Зачем я рассказала ему ту глупую историю? – корила себя Машенька. – Это кража выбила меня из колеи и заставила совершить очевидную нелепость. Руслан, вероятно, принял меня за ненормальную.
Господин Талеев в ту ужасную ночь внимательно выслушал Марию Варламовну. По его лицу пробегали неясные тени.
– Ну, и каково твое мнение? – окончив рассказ, поинтересовалась она. – Сущий бред, не так ли? Скорее всего отец это выдумал, желая развлечь меня.