— Понятно. Вот за это спасибо, ориентировка дельная.
— Вас еще интересовал смотритель гидрологических постов. Я узнал. Вот его данные, адрес.
— Вот это оперативность! А самого его не поглядели?
— Смотрел. Мерзкая личность, этакий кремень с партбилетом.
— Жаль. Но лучше подосадовать, чем раскрыться. Ничего... Ваша электричка отходит!
— Спешу! До завтра!
К утру «Абакан» пришел на «точку» и приступил к работе.
Молодые водолазы начали отмывку топляка. Тутаринов не спешил на грунт, ждал полудня, когда под водой станет светлее. А пока с Сергачевым и Евсеевым — заслуженными фронтовиками, бывшими разведчиком и корабелом-ремонтником, прибывшими на «Абакан» накануне, — наблюдал за спусками.
Гости уже вошли в морскую семью абаканцев и подружились с молодежью. Встретили их вчера с почетом и флотским гостеприимством, а вечером в матросском клубе состоялась встреча ветеранов с моряками. Любознательная молодежь расспрашивала о службе и боевых походах, о тонкостях корабельного и водолазного дела, морской разведке, советовалась. Ветераны радостно удивлялись: что? только не интересует их наследников!
Тем более было приятно продолжить беседу уже на корабле, за столом в салоне команды у пузатого самовара-ветерана с клеймом «Тула, 1895». Евсеев знал об этом знаменитом самоваре и привез с собой, к удивлению абаканцев, пластикатовый мешочек с углем и чаями. И пока он священнодействовал, заваривая чай и угощая им абаканцев, Сергачев рассказал случай из своей фронтовой биографии.
...Был момент, когда вся авиация Ленинградского фронта оказалась под угрозой бездействия. Военный совет приказал немедленно доставить через Ладогу горючее! А как?.. Танкеров нет, на баржах — только на перекачку из цистерн в бочки полмесяца уйдет! Но на том берегу — блокадный Ленинград, а в кармане — приказ! Что делать?! Два офицера — моряк и военинженер, два командира заперлись в кабинете. Среди ночи отдали приказ: экстренно, архисрочно отвести от береговой колеи стометровую ветку в... воду! Еще затемно военинженер постучал каблуком по хилой укладке: «Ладно, полчаса вытерпит...» Моряк расписался у начальника перевалочной базы ГСМ в приемке груза, махнул машинисту паровоза: «Не расцепляя вагонов, толкай потихоньку состав в озеро. Аккуратненько». Все присутствовавшие ахнули и растерялись. Машинист побелел: «Да вы что?!» Моряк повторил: «Выполняйте! Я приказываю!» — «Н-не могу. Нап-пишите», — заикаясь, прошептал машинист. Моряк черкнул в блокноте приказ, вырвал лист — и машинист, зажмурившись, тронул. Все с напряжением смотрели, как цистерны с бесценным горючим одна за другой скрывались в воде... Но, погрузившись по самую горловину, ни одна не утонула! Мощный буксир завел концы и потянул караван из десяти цистерн в бухту Гольцмана, где успели соорудить такую же ветку и по ней выкатили цистерны на берег. Тщательный математический расчет оказался точным, а невыполнимый приказ — выполненным блестяще! Выполненным благодаря знаниям, чувству долга, огромной находчивости и смелости двух командиров! Говорили, оба поседели за эти полчаса. Так ли это — неизвестно. А вот что награждены были высоко — это точно!
И сегодня, вспоминая находчивость и мужество балтийцев-фронтовиков, молодые водолазы особенно тщательно и серьезно готовились к спускам.
Незаметно подошло время обеда. Работы прервались. Муть, поднятая отмывальщиками, должна была рассеяться и осесть. Поэтому Тутаринов спустился на грунт в адмиральский час отдыха. Тогда и он никому, и ему никто не мешал.
Бродил он на дне вокруг топляка довольно долго, а поднявшись, уединился с Евсеевым и Сергачевым в их каюте, где уже кипел, радостно фырча, самовар.
— Где бумага?.. Картина, значит, такова, други мои. Вот черт, рисовальщик я аховый! Ну, в общем, так...
Рисовал Тутаринов и вправду коряво, но тут особого таланта не требовалось, важна была правильность контуров и соотношений. Да и Сергачев тут же перерисовывал наброски Тутаринова куда более художественно. Так на ватмане появились силуэты топляка в профиль, в фас, с кормы, обводы в плане, надстройки...
Евсеев требовал уточнения деталей, Сергачев — количества иллюминаторов, типа клюзов... Евсеев сам уже не мог погружаться, но отлично представлял, как все может выглядеть на дне и чего можно требовать от Тутаринова, а чего нельзя. Друзья выпили по чашечке «евсеевского», и Тутаринов снова отправился под воду.
Потом они долго спорили, рисовали, пили чай, вспоминали, снова рисовали... В конце концов, уточнив детали, переворошив память и старые альбомы и опорожнив не раз самовар, убежденно заключили: топляк — немецкий, предвоенной постройки.
Получив это заключение, майор Рязанов прошел к капитану Сысоеву и застал его за довольно странным для чекиста занятием — он старательно наносил на морскую карту курсы, отмерял по ним расстояния и вырисовывал какие-то подобия дынных семечек.
— Ты что это, Алексеевич, никак в штурмана податься решил?
— Да вроде того. Вот, навигационную задачку решаю.
— И успешно?
— Да вроде того. Любопытная картинка, понимаешь, нарисовалась. Смотри... Вот этот огурчик — это я так «Сирену» изобразил, эти линии от нее — курсы, по каким разошлись шлюпки с ее моряками. А это сами шлюпки на тех местах, где их остановили пограничники. Шлюпки все одинаковые, гребные. Спущены на воду были почти одновременно. Течений тут нет, ветра не было — условия одинаковые. И шлюпки, шедшие на ост, отдалились от «Сирены» почти на равные расстояния. А шлюпка, задержанная у берега, чуть ли не вдвое дальше! Видишь, вот ее место... Теперь скажи: разве не любопытно, как это корабельные «аристократы» оказались гребцами лучшими, чем матросы? А?
Рязанов посмотрел на карту, на Сысоева, снова на карту. Потер подбородок.
— Черт побери! Выходит, у них был мотор...
— ...который они перед задержанием утопили. Другого объяснения быть не может. А зачем утопили?
— На этот вопрос они уже не ответят: их отправили домой.
— То-то и оно. Придется нам самим... А ты с чем пожаловал?
— Да тоже с одной любопытной картинкой. Вот она... Наши милейшие консультанты точно определили и даже старую фотографию двойника нашли: топляк — немецкий СБТ «Флинк», то есть скоростной буксировщик-тральщик типа «Юркий». Строились они как коммерческие, потом были мобилизованы. У немцев их было всего несколько вымпелов, но зарекомендовали на войне они себя весьма разносторонне и хорошо.
— Немецкий? — удивился Сысоев. — Гм.. Признаться, я ожидал иного...
Отмывку топляка от наносов водолазы начали с носа к корме. И одновременно, следуя за отмывщиками, приступили к осмотру палубы, форпика, палубных механизмов, носового трюма...
Подошел черед надстройки. Предварительный общий осмотр ее достался главстаршине Сафонову.
Как обычно, к началу рабочего дня на ют «Абакана» сошел командир корабля. Сегодня Ладога был хмур. Только что он получил радиограмму-распоряжение штаба: не смотреть на топляк только как на металлолом. И все. Как хочешь, так и понимай. А Ладога, как все военные, неопределенностей не любит.
Покуривая у фальшборта, он наблюдал за подготовкой водолазов к работам. Жестом подозвал Сергея:
— Вот что, Сафонов. Если обстоятельства позволят, обследуйте первым делом штурманскую рубку и жилой отсек комсостава. Поищите несгораемый ящик или сейф. Кодовые таблицы, шифры — они могут оказаться и в радиорубке. Личные вещи, записные книжки.... Результат доложите лично мне...
За долгие годы подводного плена корабль сплошь оброс ракушками, осклизлыми водорослями, местами еще оставался покрытым иловатыми наносами. Под тяжелыми свинцовыми «галошами» Сергея с
