Карелин не ожидал испытать прилив желания от ее близости и, скрывая неловкость, сказал:
– Денег сей живописец берет немерено.
– Ерунда.
Она тут же схватила телефон и набрала номер отца. Господин Ельцов был приятно удивлен. В кои-то веки дочь сама определилась с подарком, не придется ломать голову.
– Игорь Домнин – дорогой художник, – сказала она. – Запросит, наверное, кучу бабок.
– Мы можем себе это позволить, – усмехнулся Ельцов. – Думаю, сойдемся в цене. Не каждый день я заказываю портрет любимой дочери.
– Папа обещал! – просияла она, глядя на Матвея. – Ты молодец.
Радость на ее лице быстро сменилась озабоченностью.
– Почему убийца выбрал яд? Не пистолет, не нож, не веревку, не молоток, в конце концов?
– Тут и гадать нечего, – сказал Карелин. – В переводе с греческого слово «сфинкс» образовалось от глагола
Глава 13
Александрина Домнина в ужасе ожидала представления публике новой скандальной картины, на которой все знакомые безошибочно узнают ее, Санди, …легкомысленную златокудрую кокотку… Она не обольщалась насчет того, как ее величают в определенных кругах.
О, как она возненавидела проклятого пасынка и… как она желала его! Своим насилием мерзавец распалил ее неукротимую сексуальность и оставил неудовлетворенной. Кто теперь сможет потушить этот пожар?
– Он мне заплатит, – в ярости кусала она подушку. – Только его смерть утолит мой любовный голод! Я задушу его, глядя, как наливаются кровью его бесстыжие глаза, как выкатываются из орбит…
Она заливала возбуждение алкоголем, но водка и коньяк, казалось, лишь подпитывали бушующий в ее лоне огонь.
Каждое утро она звонила художнику, тот не брал трубку. Тогда Санди велела Мурату набрать номер Игоря со своего телефона.
– Ублюдок! – завопила она, заслышав его голос. – Если ты посмеешь выставить картину, я убью тебя. Я оболью полотно кислотой! Я…
Домнин отключился, а мачеха заливалась злыми слезами и поносила его на чем свет стоит.
– Успокойся, – уговаривал ее Мурат. – Чего ты бесишься, не пойму? Подумаешь, Игорь написал тебя обнаженной! В музеях и картинных галереях висят сотни подобных картин. Художникам этого не запретишь.
– Он раздел меня, связал, вымазал краской и заставил позировать! Почему ты не убьешь его? Мужчина ты или нет?
– С таким же успехом Домнин мог написать тебя по памяти. Твои формы угадываются под любой одеждой. К тому же ты сама залезла в его мастерскую. Он тебя туда не приглашал, насколько мне известно.
– Я искала его завещание, – тигрицей металась по комнате Александрина. – Он нарочно сказал, что прячет его там, в коробках с красками и мелками, нарочно громко говорил об этом. Он заманил меня своим враньем!
– Зачем ты подслушивала?
– Заткнись! – исходила она бессильным гневом. – Может, дашь мне денег на одежду и украшения? На какие средства, по-твоему, мы живем, ужинаем в ресторанах, ездим в Сочи и на Золотые Пески? На твои?
– Ты меня попрекаешь деньгами?
– Лучше бы подумал, как их заработать.
– Я не вор и не убийца.
– А я, значит, воровка! – взвилась Санди. – И убить для меня раз плюнуть!
– За каким чертом тебе понадобилось его завещание? Игорь не собирается умирать. Может, ты решила ему помочь?
– Если и так, то что, бросишь меня, да? Прежде чем брать грех на душу, надо удостовериться, кому достанется имущество. Есть ли шанс заполучить его деньги, недвижимость и права на картины?
– Мне страшно тебя слушать, – сказал Мурат. – Ты не рехнулась, часом?
Александрина любила этого смуглого мальчика, ее связывала с ним не одна только постель. Игоря она жаждала, но вспыхнувшая неистовая страсть, как уже не раз бывало с другими мужчинами, получив удовлетворение, иссякала, оставляя после себя пустоту. А к Мурату ее тянуло вновь и вновь. Иногда она чувствовала себя его старшей сестрой и свою связь с ним кровосмесительной…
Фрейд сошел бы с ума, пытаясь расставить все по полочкам в ее сумасбродной душе. Сама она ни за что не взялась бы за сию безнадежную задачу. В этих душных, горячих тропических джунглях пришлось бы прорубать путь острым, как бритва, мачете.
Мурат догадывался, каким способом она добывает деньги, но молчал. Санди не станет его слушать, она рабыня своих прихотей, завороженная звоном монет. Эта златокудрая вакханка не торгует собственным телом, она приносит его на алтарь Эроса и требует взамен богатых подношений. Скупердяям не место в
