храме любви.
«С меня она не берет ничего, кроме ласк, – подумал он. – Наоборот, щедро одаривает. Я должен наказать Игоря за то, как безобразно он обошелся с ней. Может, дать ему пару раз по физиономии?»
– Никонов тоже не жаловался на здоровье, – заявила она. – Он был молод, полон сил и творческих планов. И где он сейчас? А Игорь что, заговоренный? Если он вытворяет с женщинами то же, что со мной, какая-нибудь обязательно с ним поквитается. Будь уверен!
– Натурщицы, которых он приглашает, не жалуются, – заметил Мурат. – Ты переспала с Никоновым? – вдруг спросил он, опуская глаза.
– Ревнуешь?
– Куда ты ходила перед концертом? Я думал, ты в дамской комнате, ждал, ждал. Мы даже не вошли в зал!
– Чего туда входить? Раз маэстро скончался.
– Ты как будто знала…
Александрина грациозно уселась и заложила ногу на ногу. Полы шелкового домашнего платья разошлись, высоко открыв ее идеальные бедра. Она бы прекрасно смотрелась на обложке «Плейбоя». Тридцать восемь лет пролетели, не коснувшись ее великолепного тела.
– Говори прямо, что ты имеешь в виду, – ослепительно улыбнулась она. – Смелее!
Воцарилось молчание, полное невысказанных претензий.
Мурат проглотил слова, которые вертелись у него на языке. Санди не оправдывалась, считая это ниже своего достоинства.
Едва за мужем закрылась дверь, Инга кинулась звонить Астре.
– Мне не удалось отговорить Михаила Андреевича от поездки, – чуть не плача, сообщила она.
– Я так и думала.
– Что же делать?
– Его будут охранять, не волнуйтесь.
– Он… у него, кажется, есть любовница, – прошептала бывшая балерина.
– Почему вы так решили?
– Я спросила… Он не признался, конечно…
– Хотите, я к вам приеду? – предложила Астра. – Попьем чаю, поболтаем. Вы мне картину покажете.
– Какую картину? Ах, ту… Хорошо.
В голосе Теплинской звучали боль и растерянность. Муж изменяет ей, это ясно… Существуют ли в природе мужья, которые не позволяют себе развлечений на стороне? Вряд ли.
– У вас есть прислуга?
– Да, домработница, – ответила Инга. – Приходящая. Иногда я приглашаю повариху. А так… обхожусь своими силами. Не люблю чужих в доме.
– Лучше, чтобы она меня не видела и не слышала нашего разговора.
– Разумеется. Но сейчас ее как раз нет.
– Тогда я выезжаю.
Через два часа женщины уже сидели за сервированным к чаю столом и мило беседовали.
– В сущности, я ужасно одинока, – призналась хозяйка. – Миша для меня все: и мама, и папа, и брат, и друг. Если я не могу что-то сказать ему, то вынуждена держать это в себе.
– А Лидия?
– Она выкладывает мне даже постельные подробности. А я так не умею. Да и делиться было особо нечем. Лев Толстой правильно подметил: все счастливые семьи похожи друг на друга…
– Родители у вас есть?
– Отец. Мама умерла, когда мне не исполнилось и шести лет. У нее была редкая неизлечимая болезнь. Папа женился, потом развелся… затем опять женился. Ему было не до меня. Вы не подумайте, что я на него в обиде, вовсе нет! Я поступила в балетную школу, потом в училище. Танцы составляли всю мою жизнь. Больше я ничем не интересовалась. Балет, музыка, волшебство сцены, огни рампы, запах кулис, тяжелый занавес, плывущий в разные стороны… Это как наркотик.
– Вы поддерживаете отношения с отцом?
– Формально. Звоню по праздникам, помогаю деньгами. Мы давно отдалились друг от друга.
Инга угощала гостью банановым десертом, творожным тортом и заварными пирожными.
– Сладкое успокаивает, – говорила она. – В детстве и юности я себя во всем ограничивала, теперь наверстываю.
– Можно взглянуть на портрет?
– Конечно. Я повесила его в большой гостиной, в нише. Идемте!
Пышноволосая дама в золоте, оправленная в массивный багет, сразу приковала к себе взгляд Астры.
