возможных неприятностей, и он счел это хорошим знаком.
Господин Адамов не удивился, впуская сыщика. Он был бледен, растерян и держался за сердце. Оказывается, следователь опять вызывал его на допрос.
– Они меня подозревают! – простонал он, падая в кресло.
– Такая у них работа, – невозмутимо изрек Всеслав.
– Вам удалось что-то выяснить относительно убийства Лейлы... и той, второй женщины? Уверяю вас: я оперировал ее, все прошло благополучно, она осталась довольна, и с тех пор я ее не видел!
– У вас нет алиби, – грозно сдвинул брови сыщик. – Ни на третье марта, ни на...
– К черту эти ваши юридические штучки, – понизил голос Адамов. – К дьяволу! Мне плевать на них! Я не убивал! Вы понимаете? За что я плачу вам деньги? За пустую болтовню? Найдите убийцу, и покончим с этим.
– Как великодушно с вашей стороны, – расхохотался Смирнов. – Покончим с этим! А мне плевать на ваши деньги, уважаемый! Ситуация резко повернула совсем не в ту сторону, куда я ожидал. Мне не до шуток. В общем, расклад таков, любезнейший Лев Назарович: либо вы выкладываете все, что до сих пор скрывали, либо я предоставляю следователю недостающие улики: ваш окровавленный хирургический костюм и скальпель.
– Это не мой костюм! – возмутился Адамов. – Вы блефуете! Откуда он у вас? Может быть, вы лжете, а я тут уши развесил.
Сыщик не обратил внимания на этот выпад. И как ни в чем не бывало продолжил:
– Скажем по-другому: костюм с вашими инициалами. Попробуйте еще доказать, что он не ваш! А если всплывет на свет истинная причина смерти вашей первой жены...
– Хватит! – не выдержал доктор. – Вы наступаете мне на горло.
– Думаете, я в лучшем положении?
Адамов закатил глаза, схватился за сердце. Но спорить не стал и вопросов задавать – тоже. Понял, что ни то, ни другое не возымеет действия.
– Хорошо, – с видом осужденного на казнь вымолвил он. – Что вас интересует? Касательно Лейлы я вам все рассказал. Клянусь!
– Допустим. А по поводу театра она говорила что-нибудь... необычное? О Шекспире, например?
– При чем тут театр? – изумленно уставился на сыщика Лев Назарович. – Вы меня путаете? Надеетесь, я потеряю бдительность, ослаблю контроль и выдам себя? Но мне не в чем признаваться!
Он запнулся и замолчал. Всеслав не торопил его, ждал.
– Погодите-ка... – после продолжительной паузы заговорил доктор. – Однажды мы прогуливались, шел снег, мы болтали о том о сем. Лейла сама назначила мне встречу у театра... «Неоглобус». Это далеко от клиники, в другом конце города, и вероятность встретить там знакомых ничтожно мала. Я согласился, приехал. Хотелось свежих, острых впечатлений, чтобы отвлечься от повседневности. Был вечер. Мы медленно шли, любовались кружением снежинок в свете фонарей и витрин... Как-то незаметно затронули театральную тему. Оказалось, «Неоглобус» – тот самый театр, куда Лейла приглашала меня на премьеру. Странно... вы ведь уже спрашивали об этом «Неоглобусе»... но тогда я вспомнил лишь о билетах на спектакль.
– А сейчас речь идет о чем-то другом?
– Вот именно, – задумчиво произнес Адамов. – О другом... Мы заговорили о Шекспире и его героях, о Гамлете, кажется. Знаете, в студенческие годы я увлекался средневековой медициной, зачитывался трактатами того времени. Врачи считали, что избыток черной желчи в организме делает человека меланхоликом. Этот тип великолепно описан Шекспиром в образе принца Гамлета, меланхолического датчанина. Ему присущи склонность к самокопанию и мировой скорби, которые нередко приводят либо к депрессии и затворничеству, либо к злонравию и язвительности. К чему это я? – спохватился доктор. – А! Лейла сказала, что в «Неоглобусе» хотят поставить «Гамлета» И эту роль предложили ее знакомому актеру. К сожалению, не припомню его имени. Она еще называла актера несусветным фантазером, выдумщиком. «Меланхолический странник» – вот как она его называла!
– А потом добавила, что он показывал ей заколдованное место, «бермудский переулок»! – на свой страх и риск предположил Смирнов. – Где якобы пересекаются времена!
– Откуда вы знаете? – опешил Лев Назарович. – Да. Она даже предложила мне показать это место. Я согласился, без энтузиазма, только чтобы не обидеть девушку. Мы куда-то свернули. Лейла молча шла рядом и в какой-то момент велела мне закрыть глаза. Я закрыл. Постоял так пару минут, а когда огляделся, она исчезла. Мне надоело ждать, я повернулся и пошел к стоянке, где оставил машину. Лейла догнала меня, взяла под руку, спросила, испугался ли я. Глупые ребяческие шалости! Никакого «бермудского переулка», разумеется, не существует. Она просто спряталась от меня, нырнула в какую-то темную арку. Думала – я начну кричать, звать ее, устрою переполох на всю улицу. Но не дождалась и вышла. Вот, собственно, и все!
Адамов приблизительно описал место, где Лейла устроила фокус с «исчезновением».
– Я этого не скрывал, – заявил он. – Просто забыл. Не придал значения. И сейчас не возьму в толк, зачем вы копаетесь в подобных мелочах?
Всеслав оставил его реплику без ответа.
– Меня интересует еще одна мелочь, – наклонился он к уху доктора. – Человек, который восемь лет назад помог вам избежать неприятностей. Какие услуги вы ему оказывали... или продолжаете оказывать?
Адамов побледнел. Деваться ему было некуда, и он, тоже перейдя на шепот, поведал сыщику некоторые тайные подробности своей личной жизни.
Когда господин Смирнов из пропахшей лекарствами и страхом квартиры Адамовых вышел в холодную темноту вечера, он уже выстроил мысленную картину происходящего. Почти все пустые ячейки «бермудской мозаики» были заполнены.
