Плясун. Книга первая. Сказка про белого бычка

На тонкой бечевке сверху спустили небольшую корзинку, в которой журналист обнаружил пару лепешек, большой кусок вареной баранины, три яблока и тыквенную флягу с водой. Едва он забрал угощение, туесок был снова поднят на гора.

— Рахмат! — поблагодарил Градов, однако ответом ему был лязг решетки и запираемого замка.

Вот оно, значит, как.

Кто-то заботился о том, чтобы Роман не отощал. Порция была внушительной. Причем мясо оказалось неплохо приготовленным, со специями и чесночком, но без перебора, чтобы у узника не возникло проблем с пищеварением и не мучила жажда. Яблоки тоже были сочными и спелыми.

К вечеру (он определил смену времени суток по тому, что сквозь решетку перестал просачиваться солнечный свет) ему вновь предложили трапезу. Здешнее меню разнообразием не отличалось: лепешки, мясо, фрукты и вода. Но еды вдоволь и все свежее. Хлеб и баранина были еще теплыми, а алые яблоки тугобокими и не побитыми червями.

…Сегодня разрешены вам блага; и пища тех, кому даровано писание, разрешается вам, и ваша пища разрешается им…

Разве вот вода с легким сладковатым привкусом, напоминающим…

Что это был за привкус, пришлось анализировать с утреца пораньше. Накануне вырубился в одно мгновение.

На наркоту подсадить решили?

Вроде, не похоже.

Нутро отреагировало бы намного активнее. Мгновенным отторжением.

Курс обучения шиванату включает практику распознавания и нейтрализации организмом отравляющих веществ. Усто ракс пояснял, что своими корнями эта методика восходит к самому Шиве. Легенда гласит, что когда индийские боги взбивали мировой океан, пытаясь добыть из него напиток бессмертия амриту, образовался и побочный продукт, страшный яд калакута, грозящий смертью всей вселенной. Для спасения мира отраву выпил Шива. А чтобы не погибнуть самому, он волевым усилием не пустил яд в организм, заставив его застрять в горле. Именно потому Плясуна изображают с синим лицом.

Наставник уделял таким тренировкам особое внимание. Однако не у всех его учеников получалось. Иные, как выражался Спитамен-ака, имели «глухое брюхо». Тут уж, как ни старайся, проку не выйдет.

Роман относился к той немногочисленной группе счастливчиков, которые обладали «смышленой утробой». Это его свойство не раз выручало в трудную минуту. Особенно во время восточных командировок, где случалось разное.

Значит, напоили обычным снотворным. Для чего? Чтобы дел не натворил ночью?

Ладно, нужно посмотреть, что дальше будет. Заодно и осмотреться не помешает. Хотя чего тут смотреть. За ночь в колодце ничего не изменилось. Вокруг мрамор, а наверху — решетка.

Парень сделал обычную утреннюю разминку, исполнив танец Шивы. Как всегда, это помогло сосредоточиться. Он попытался глянуть на стены с помощью «третьего глаза». Естественно, что ничего подобного на Романовом лбу не открылось. Просто иной раз становились очевидными вещи, как правило, игнорируемые в нормальном визуальном режиме.

Подойдя к стене, приложил к мрамору руки и коснулся прохладного камня лбом.

Параллельно попробовал мысленно связаться с учителем. Прежде, когда жил в Узбекистане, это иногда получалось. В Питере не удавалось ни разу.

Постарался представить себе лицо Спитамена-ака. Отчего-то не выходило. Вместо наставника мерещился иной лик. Бронзовая улыбающаяся маска с высокой прической-узлом, впалыми аскетическими щеками, двумя прикрытыми глазами и одним широко раскрытым — как раз посреди лба.

Натараджа.

Ух ты. Никогда прежде не грезился. Не иначе как побочное действие снотворного.

— Не надо! — донесся сверху окрик. — Отойди от стены!

Снова знакомый голос.

— Рафик, ты?

И опять остался без ответа. Только сверху спустилась уже знакомая корзинка. Что ж, тоже неплохо.

Мясо, хлеб, фрукты, вода.

И… платочек, остро пахнущий духами.

Знакомый запах. Так пахли расплетенные косички Бахор.

Кто подбросил платок в еду? И для чего? Напомнить о грехе?..

Что они сделали с девушкой? Ужели тоже посадили в такой же каменный мешок?

Вопросы, сплошные вопросы.

И ни одного ответа.

И некому помочь.

Только стоит закрыть глаза, и загадочно улыбается небесный Плясун. То ли успокаивая, то ли что-то обещая.

Через три дня к ногам пленника был сброшен уже знакомый ему ремень с веревкой.

Не дожидаясь особого приглашения, Роман подпоясался, и его, как ведро, потащили из колодца наверх.

Очутившись на поверхности, журналист первым делом заметил дуло «глока». И уже потом, глянув чуть выше, встретился взглядом с глазами Рафика.

— Только без глупостей, Ромка, — попросил нукер. — Я выстрелю.

Сказано было просто и ясно, без каких-либо интонаций. Так что Градов сразу понял: точно выстрелит.

Глаз ему завязывать не стали, из чего можно было заключить, что путь этот, возможно, станет последним.

Ты смотри, а он и не догадывался, что все это время находился на территории школы.

Пройдя по длинному коридору, они остановились перед одной из стрельчатых дверей.

Не убирая «глока» со спины арестанта, Рафик постучался. Дождавшись ответа, пнул дверь ногой и толкнул Романа в образовавшуюся щель.

— Ну, здравствуй, друг, — выстрелила в лицо произнесенная с издевкой фраза.

Мирза.

Сидит на полу, поджав по-восточному ноги, за невысоким резным столиком.

Почему-то Градов не удивился такому повороту дел. И не только оттого, что сопровождающим стал именно Рафик. Просто почувствовал, и все.

— Салам, — ответил, принимая вызов.

Пару минут они сверлили друг друга глазами. Двое бывших однокашников, ныне стоявших по разные стороны пропасти.

Первым не выдержал безмолвной дуэли «мишка Гамми».

— Как ты мог, нах? — с горечью и какой-то детской обидой в голосе спросил он.

— Ты о чем?

— Не включай дурака! — рявкнул Мирза, громыхнув кулаком по столу так, что подскочил стоявший на нем плоский серебристый ящичек, в котором журналист признал портативный DVD-плеер. — Зачем ты трахал мою женщину?!

— Вы в разводе, — пожал плечами Роман.

Значит, речь пока идет о прелюбодеянии, а не о шпионаже.

— А ты типа свидетельство видел? — змеей прошипел Рахимов.

— Она сказала…

— Да слышал я, что тебе говорила эта б…! И своими глазами видел, что вы с ней вытворяли!