Алису... для этого чувства не существует прошедшего времени. С ее смертью ничего не меняется! Я не успел стать для нее тем, кем хотел. И что теперь остается мне?.. Савва Рогожин написал «Нимфу», предвосхитив события с величайшим прозрением гения! Прекрасная дева убежала, скрылась от преследующего ее бога... превратилась в вечнозеленый лавр. У этой истории нет конца – неутоленная страсть, безответное влечение и любовная тоска никогда не проходят... Рогожин не мог бы выбрать для образа нимфы лучшей натурщицы, чем Алиса. Как он уговорил ее?! Ее шею украшает аметистовое ожерелье –
– Ваше самомнение не имеет границ! – заметил Всеслав. – Образ Аполлона написан не с вас, судя по телу. Вы и ростом пониже, и мышцы у вас пожиже.
– При чем здесь тело? – удивился господин Фарбин. – Картина выражает идею – неукротимый дух, застывший в вечном порыве... такова природа богов! Алиса понимала это.
Телефонный звонок прервал его исповедь.
– Это мне! – сказал Смирнов.
Услышанное вызвало на его лице плотоядную улыбку хищника.
– Полагаю, вы получили «благую весть», – съехидничал Фарбин. – И теперь готовы сделать сенсационное заявление.
Глеб приоткрыл глаза... откуда-то сверху на него смотрели небесные пряхи. Клото сидела за прялкой. Лахесис, «дающая жребий», определяла длину нити жизни. Атропос, «неотвратимая» – самая старшая из сестер, – обрезала нить в том месте, которое указывала Лахесис...
– Так они все же существуют, – удивленно прошептал Глеб. – Алиса была права! События заранее предопределены неумолимой судьбой. Что ж, это даже лучше. Нужно просто плыть по течению...
В голове шумело и кружилось, тело было вялым, обмякшим. Он попытался встать... резкая боль в ногах напомнила о недавнем происшествии. Вот оно что! Его закрыли здесь после неудавшейся попытки убить ненавистного Фарбина. Он не сумел! Проклятие...
Небесные пряхи равнодушно взирали на него с потолка. «Они же нарисованы! – догадался Глеб. – А я уже решил, что оказался в этрусском раю. Вместе с Алисой... Черта с два! Моя нить жизни оказалась крепче, чем я думал».
Дверь в комнату открылась, и на пороге показался Всеслав Смирнов – предатель, обманщик и фарбинский прихвостень. Глеб демонстративно отвернулся. Собственная участь была ему безразлична – только грызла обида на себя, что не расправился с Фарбиным. Попался, как идиот, в расставленный капкан!
– У меня к тебе дело есть, – как ни в чем не бывало заявил Смирнов.
Наглость некоторых людей не поддается описанию. Он еще смеет предлагать Глебу какое-то дело?!
– Пошел вон... – пробурчал Глеб, не поворачиваясь.
– Ты, парень, не кипятись попусту. Выслушай, а потом решай.
Глеб понял, что выбор у него небольшой – либо слушать, либо... Впрочем, второго варианта Смирнов ему не предоставит. Он настырный.
– Чего тебе? – нехотя повернулся Конарев. – Давай, выкладывай.
– Нужно позвонить одному человеку и кое-что сказать.
– Что?
– Я написал... – Всеслав протянул Глебу листок из блокнота. – Скажешь только это. Ни одного лишнего слова. Понял?
– Ну...
Конарев хотел отказаться, но текст заинтересовал его. Он прочитал, вопросительно поднял глаза на сыщика. Тот отрицательно покачал головой:
– Никаких объяснений не будет. Ты согласен?
Глеб колебался. Его втягивают в странную игру... А, можно и рискнуть! Терять ему нечего.
– Ладно. А когда?
– Прямо сейчас. Зачем тянуть? Альберт Демидович!
В комнату бесшумно вошел Фарбин – при его немощи он двигался довольно легко и даже грациозно. А сокрушительный удар кочергой по ногам Глеба говорил о том, что в теле этого господина скрыта недюжинная сила. Он принес телефон.
– Дайте сюда!
Смирнов сам набрал номер, вручил трубку Глебу.
– Это Глеб Конарев, – выпалил тот без приветствия. – Я вам звоню по поводу денег. Мне нужно много... сто тысяч долларов. Алиса написала мне письмо. Она все видела... Я могу обменять письмо на деньги. Срочно! Мне необходимо скрыться, вы знаете, почему. Жду вас в полночь возле дома в Васильках. Того самого... Все!
Глеб опустил руку с трубкой, посмотрел на застывших в ожидании мужчин.
– Он согласился...
Фарбин судорожно вздохнул, выпрямился.
– Вынужден покинуть вас, господа, – учтиво произнес он, чуть наклоняя голову. – Мне нужно побыть
