– О-о! Красивое имя, – произнес хозяин, поднимая стакан. – За вас!
Вино действительно оказалось выше всяких похвал – густое, терпкое, с тонким ароматом черного винограда.
– Полагаю, это последняя работа Саввы Рогожина? – спросил Всеслав, показывая на расписанные стены.
– Не совсем... Но вы почти угадали. Не думал найти в вас ценителя таланта господина Рогожина! Вы меня приятно удивили.
Надо было отдать должное его выдержке – он до сих пор не спросил, чего, собственно, хочет от него частный сыщик Всеслав Смирнов.
– Простите за нескромный вопрос. Вы заплатили художнику за работу? – спросил Всеслав.
По лицу хозяина дома промелькнула легкая тень.
– Не успел, к сожалению. Савва внезапно умер... Вы, наверное, знаете. Он выполнял для меня еще один заказ, кое-что доделывал... Я должен был рассчитаться с ним через пару дней. – Он помолчал. – Выходит, я задолжал покойнику. А вы что, душеприказчик господина Рогожина?
– Вроде того, – без улыбки ответил сыщик. – Он не покончил с собой. Его убили.
Воцарилось молчание.
– Так вы... меня подозреваете? – наконец справился с замешательством хозяин дома. – Думаете, я убил Савву, чтобы не платить ему за работу? Помилуйте, это просто смешно! Такая сумма при моих доходах... ничего не стоит. Тем более чтобы покушаться из-за нее на чью-то жизнь.
– Подозревать – моя профессия, – ушел от ответа сыщик.
– Если хотите, я постарался исправить эту... ситуацию, полностью взяв на себя финансовое обеспечение похорон художника. Я выхлопотал для него место на закрытом кладбище, где он мечтал лежать рядом со своей дальней родственницей... э-э... Прасковьей Рогожиной, кажется. Поверьте, это стоило немалых средств. А с чего вы взяли, что смерть Саввы не была самоубийством?
– Расскажите мне все о ваших взаимоотношениях с Рогожиным, – попросил Всеслав. – И тогда я, в свою очередь, удовлетворю ваше любопытство, господин Фарбин.
Губы хозяина дома едва заметно дрогнули.
– Так вы знаете, кто я? – без выражения сказал он. – Здесь я живу под другим именем. Хотя понятно... вы же сыщик! Да... обрести покой – дело нелегкое. – Фарбин вздохнул. – Желаете услышать историю моего знакомства с Саввой? Что ж, я пойду вам навстречу. Возможно, мы оба окажемся полезны друг другу. Чем черт не шутит?
И он принялся рассказывать. Пока Фарбин говорил, Всеслав изучал его внешность, жесты, манеру излагать свои мысли. Этот человек вызывал у него интерес.
Альберт Демидович был среднего роста, худощавого телосложения, с правильными, но жесткими чертами лица. Его волосы, тронутые сединой, были коротко подстрижены, серые глаза отливали стальным блеском, смотрели прямо, решительно. Он мало жестикулировал, держался холодно-сдержанно, ничем не выдавая своих истинных чувств – ни взглядом, ни мимикой, ни голосом. Это был мужчина пятидесяти семи лет, выглядевший значительно моложе – умный, сильный, уверенный в себе, повидавший многое и закаленный жизнью. Он ничего не боялся, и получить его содействие можно было только по его собственному согласию.
С Рогожиным господин Фарбин познакомился случайно – их объединила любовь к культуре загадочной древней Этрурии.
– Знаете, почему мне близок дух этого исчезнувшего народа? Этруски были полны жизни, но понимали, что обречены, – признался Альберт Демидович. – И готовились к тому, что неизбежно наступит. Они знали, что срок их существования на земле подходит к концу, а потом... Вы знаете, что будет потом? – спросил он у Смирнова.
Тот в недоумении развел руками. Честно говоря, его это не очень интересовало.
– Вам не понять, каково это – жить, ощущая шепот смерти у самого уха, чувствуя погребальный шелест ее одежд... Это все равно как оказаться в камере смертников, когда за тобой могут прийти в любую минуту! – Фарбин осекся, замолчал. Он взял себя в руки и продолжал уже совершенно другим тоном: – В общем, мы с Рогожиным нашли общий язык. Он чувствовал себя чужим в этом мире... а я... тяжело болен. Моя болезнь коварна и почти не поддается лечению. Впрочем, зачем вам эти подробности? Простите... – Хозяин дома посмотрел на часы. – Мне пора пить травяной отвар. Вам не предлагаю – горькая, невкусная штука. Но лечит.
Он налил себе из графина бурую жидкость, проглотил одним большим глотком, слегка поморщился.
– Устроить выставку «Этрусские тайны» – ваша идея? – спросил Смирнов.
– Моя. Я хотел, чтобы с творчеством Саввы познакомились другие люди.
– Почему вы скрыли свое имя?
– Послушайте... Я не собирался рекламировать себя, а делал это для Рогожина. При чем тут мое имя? Я дал денег, вот и все.
– Но здесь вы тоже живете под другим именем.
– Я же объяснил вам... по поводу болезни. Мне захотелось оградить себя от излишнего любопытства, от назойливости бывших знакомых. Могу я провести пару лет жизни в уединении? В конце концов, я заработал эту возможность.
Фарбин чуть-чуть повысил голос, а черты его лица приобрели твердость металла.
– Вас не удивила смерть Рогожина? – перевел разговор на другое Всеслав.
– Только в первый момент, – подумав, ответил Альберт Демидович. – Савва не дорожил жизнью. Он частенько подумывал о... том, чтобы уйти. Поэтому я не удивился, когда он... Насторожило меня одно
