подпрыгнуло, едва языком ворочает.
Виктор закатил глаза, сделал страшное лицо и произнес замогильным голосом:
– Шахматы не жела-а-ают раскрывать свою тайну-у!
– Прекрати! – вздрогнула она. – Мне и так не по себе.
– Брось ты всякие глупости! Нас ждет специалист по антиквариату, вечерком сходим, покажем ему твои шахматы. Авось узнаем что-нибудь интересное.
– Если с бабушками все будет хорошо, – кивнула Грёза. – Я не стала Варварину дверь захлопывать, вдруг у нее опять приступ случится, а в квартиру не попадешь. Пока начнешь с ключами возиться, то да се – человек умереть может.
– Правильно, – одобрил Виктор. – Ладно, пойду кран чинить, у меня сегодня выходной, займусь бытом. Если что, зови!
Виктор отправился к себе, а Грёза – к Полине. Пришлось вызывать «Скорую», сбивать давление. День прошел тревожно, в суете и беготне. Два раза Грёзе звонил Глинский, но она не брала трубку, не до того было. Около четырех пополудни она прилегла отдохнуть, ноги гудели, голова раскалывалась.
Ее разбудил Виктор.
– А? Что? – испугалась Грёза, вскакивая. – Кому-то опять плохо?
– Тише, тс-с-с… – Он успокаивающе приложил палец к губам. – Я сделал тебе сладкий чай. Извини, не знал, что ты уснула.
Он поставил дымящуюся чашку на тумбочку.
– Как ты вошел?
– Очень просто. Все двери настежь! Никон орет, голодный, на весь дом.
– Ты его покормил?
– Конечно. Нашел рыбешку у тебя в холодильнике, дал ему.
– Спасибо.
Взгляд Грёзы смягчился, подобрел. Никон, свернувшийся у нее в ногах, мирно мурлыкал, сытый и довольный.
– С обновкой тебя, – сказал Виктор, пряча глаза.
Он уже видел на вешалке шубу из серебристой норки и терялся в догадках, от кого презент – от Глинского или от Ирбелина.
– А ты хочешь, чтобы я всю следующую зиму в пальтишке на рыбьем меху пробегала?
В голосе Грёзы кипела обида – на него, на бросивших ее родителей, на свою безысходную бедность.
– Я же тебе предлагал купить турецкую дубленку! Ты отказалась!
– Взял бы да купил! Люди вот не спрашивали.
– Какие люди?
Она отвернулась, промолчала. Не было смысла обсуждать свершившийся факт. Виктор пошел на попятную.
– Пей чай.
– Не хочу!
– Глинский приходил, – ровно, без всякого выражения, сообщил он. – Шастал по этажам с каким-то экспертом, потом с Курочкиными беседовал. Наверное, тебя повидать хотел.
– Откуда ты знаешь?
– Догадываюсь. Он в коридоре с врачами говорил, на лекарства старушкам деньги дал – к тебе подлизывается!
Грёза вспыхнула, резко поднялась, привела себя в порядок. Пора было готовить диетический ужин: варить бульон, овощи на пару, идти кормить больных.
Виктор понуро поплелся за ней в кухню, вызвался чистить картошку, морковь и лук. Она не возражала, но продолжала угрюмо молчать.
– Рано еще, – виновато промолвил он. – Твои подопечные наверняка спят. Давай пройдемся, ты же на воздухе не бываешь, сама, того и гляди, свалишься! В антикварный салон наведаемся.
Последний аргумент возымел действие. Грёза подумала, что Виктор, пожалуй, прав. Бульон готов, а очищенные овощи она сварит в последний момент. Пусть Варвара и Полина спокойно отдохнут.
– Только ненадолго, – сдалась она. – Через час мы должны вернуться.
– Обязательно! – просиял он.
Грёза нерешительно бросила взгляд на шубу, отвернулась и потянулась к пальто. Виктор неуклюже попытался перехватить инициативу, девушка раздраженно запротестовала. Ей невольно представилось, как непринужденно, легко это получалось у Глинского и как далеко до благородных манер Виктору. Он хороший парень, но…
– Ну ясно, – оскорбился он. – Где уж нам угнаться за буржуями?! Мы в кадетских корпусах не воспитывались.
