мебелью, бытовой техникой и прочими атрибутами обеспеченной жизни. Он уже все попробовал и не питает пустых надежд. Если он увлекся Грёзой, это серьезно. А что у меня?»
Вопрос повис в воздухе.
Вереница машин тронулась, Глинский свернул к частной медицинской фирме, снабжавшей квалифицированными сиделками всех, у кого возникала в том нужда и имелось достаточно средств, чтобы оплачивать их услуги. Припарковавшись на аккуратно прибранной площадке перед зданием с красным крестом на вывеске, он позвонил на домашний номер Субботиной. Трубку сняли не сразу, ответил мужской голос:
– Слушаю.
Голос объяснил, что Грёза только что уснула и будить ее не следует. Глинский не стал настаивать.
– Я привезу сиделку для Полины Прокофьевны, – сказал он. – И оплачу ее услуги на неделю вперед. Так что о деньгах не беспокойтесь.
– Ага, – недовольно буркнул голос.
– А что с похоронами? Кто этим занимается?
После короткого молчания прозвучал недвусмысленный ответ.
– Ну, я… и Курочкины.
«Значит, никто, – подумал Жорж. – Я так и предполагал».
– Родственникам сообщили?
– Угу…
«Не сообщили, – констатировал Глинский. – Да и где их искать, родственников? Старушка, вероятно, была одинокой».
– Вы не против, если я подключусь? – предложил он. – Соберу необходимые бумаги и оплачу церемонию?
– Ваша помощь будет кстати, – оживился голос. – Я с работы отпросился только на завтра, а на Курочкиных надежды мало. И с деньгами у нас… негусто.
– Хорошо, я понял.
Глинский вздохнул и вышел из машины, зашагал по вымощенной серой плиткой дорожке к зданию фирмы «Милосердие».
Через двадцать минут он уже вез к Полине сиделку. Дородная розовощекая дама неопределенного возраста расположилась на заднем сиденье и засыпала его вопросами. Сколько лет пациентке? Каков диагноз? Кто будет заниматься закупкой медикаментов?
– Выясним все на месте, – сказал Глинский, и дама замолчала, глядя в окно.
Он остановился у самого подъезда, вышел первым и галантно подал даме руку. Та одарила его смиренной улыбкой.
– Ведите меня к больной, – проворковала она, и ее щеки, и без того румяные, покраснели еще больше.
«Ее пышущий здоровьем вид, вероятно, оскорбляет страждущих, – подумал Глинский, распахивая перед сиделкой дверь парадного. – Интересно, сколько ей лет? Может, сорок, а может, и все пятьдесят».
– Прошу.
В коридоре их ждал Лопаткин. Он молча протянул Глинскому ключи и побежал на работу.
Сиделка сразу отправилась к Полине Прокофьевне и, едва переступив порог квартиры, принялась за работу. Сотрудницы «Милосердия» славились отменной выучкой, и розовощекая дама подтвердила репутацию фирмы. Она прочитала назначения лечащего врача и вручила Жоржу список лекарств.
– Мне понадобятся еще шприцы и системы для капельниц, – добавила она. – Я здесь дописала.
Глинский кивнул. Ему необходимо было увидеть Грёзу. Разбудить ее, что ли? Жалко.
Но девушка уже проснулась, вернее, ей так и не удалось крепко заснуть. Снедаемая тревогой и страхом, она то проваливалась в дрему, то, охваченная безотчетным волнением, открывала глаза и прислушивалась. Шум подъезжающей машины, топот ног и голоса в коридоре заставили ее подняться, привести себя в порядок и выйти. Неужели Полине стало хуже? У нее отлегло от сердца при виде Глинского. Рядом с ним ей становилось спокойнее, что бы там Виктор ни говорил.
Он поздоровался, поразившись ее бледности и лихорадочному взгляду. Объяснил:
– Я привез сиделку. Чтобы облегчить вашу участь.
Она минуту молча смотрела на него, потом спросила:
– Как Варвара? Ее… привезли?
– Завтра. Я звонил в морг. О ней позаботятся, – успокаивающе произнес Жорж. – Вы хоть немного отдохнули? Нам надо поговорить.
Она сглотнула и показала рукой в сторону своей двери:
– Идемте.
В ее квартире стоял запах свежезаваренного чая и валерьянки. Плюшевые шторы в гостиной были задернуты. Кот сидел на спинке дивана и усердно умывался.
Грёза опустилась на краешек стула, положив руки на колени.
