– Что… что вы хотите?
– Господин Ирбелин… покорнейше просил передать вам вот это, – с комичной интонацией вымолвил Жорж. И протянул ей футляр с браслетом.
Она оставалась безучастной, глядя куда-то сквозь него, на шторы и – дальше.
– Вы даже не посмотрите?
– Что там? – из вежливости спросила Грёза.
Глинский открыл бархатную коробочку, и синие топазы тускло блеснули в полумраке комнаты.
– Это браслет.
– Серебряный? – Она с трудом выдавливала каждое слово.
– Из белого золота. Хотите примерить?
– Нет, – Грёза сделала отрицательный жест, приподняв пальцы. – Дорогой, должно быть? Вашему шефу не стоило тратиться.
– Пустяки… – Глинский поставил коробочку с браслетом на стол. – Потом наденете, когда я уйду. Для женщин примерять украшения – это таинство.
– Вы… убили Варвару? – ровно, как о чем-то обыденном, спросила она. – Зачем? Что она вам сделала?
Глинский в недоумении уставился на нее, осторожно переспросил:
– Убил? Я? Вы о чем?
Грёза пропустила его вопрос мимо ушей.
– А ваша сиделка… собирается отправить Полину следом за ней?
– У вас жар, – сухо произнес он. – Или бред. Бессонная ночь, усталость… я понимаю.
– Со мной все в порядке. Пока. Вам ведь невыгодно расселять нас всех! Слишком много трат. Куда удобнее и дешевле разместить стариков на кладбище, правда? Ваш… Ирбелин просто хочет купить мое молчание, потому и прислал подарок. Что, я угадала?!
Она вскочила. Ее лицо приняло отчаянно-воинственное выражение, губы и подбородок мелко вздрагивали, а сердце, казалось, готово было выскочить из груди, Глинский почти физически ощущал его бешеный стук. Повинуясь неосознанному, идущему из глубины его естества порыву, он подошел к Грёзе, привлек ее к себе и обнял.
– У нас и в мыслях такого не было, – понизил он голос. – Но… почему ты говоришь об убийстве?
Это невольное «ты» тронуло девушку, она повисла на плече у молодого человека и разрыдалась. Кому она могла выплеснуть все накопившееся за эти последние кошмарные дни? Кому она могла довериться целиком и полностью, без оглядки? Виктору? Да, он старался помочь ей, однако невидимый барьер, какая-то стена, состоявшая из скрытых упреков, ревнивых подозрений и непонимания, продолжали разделять их. Между Глинским и ею такой стены не было: после вечера, проведенного в ресторанчике «Дон Кихот», преграда рухнула, сгорела в пламенном ритме фламенко или ее разрушил рассказ Жоржа о его детстве, о его семье. Словом, вопреки пропасти между неимущей воспитанницей детдома и респектабельным директором агентства «Перун», вопреки намекам Виктора на злой умысел в действиях последнего, вопреки простому здравому смыслу Грёза ощущала его тепло и близость по отношению к этому мужчине, сердце которого билось так же часто, как и ее, совсем рядом, вплотную к ее телу, еще не познавшему восторгов и ласк любви.
– Виктор говорит… он думает… Варвару задушили подушкой, – призналась она, задыхаясь от волнения и слез.
«Лопаткин, видимо, располагает серьезными фактами… он бы зря болтать не стал, – промелькнуло в уме у Глинского. – Что ему известно?»
– Он считает… он подозревает… меня, – всхлипывая, вымолвила Грёза и затихла.
– Какие у него основания?
Она сбивчиво пересказала Глинскому все, о чем ей поведал Виктор.
– Перышко, значит, – задумчиво повторил тот. – Оплошность вышла.
– У кого? – испугалась Грёза. – Ты… тоже мне не веришь?
Она отпрянула, попятилась и рухнула в кресло, закрыв лицо руками.
– Успокойся, ты тут ни при чем.
– А кто же тогда?
– Может, он придумал все, этот Лопаткин? – Жорж понимал, что говорит чепуху. Зачем Виктору лгать? Он ведь ни с кем не поделился своими выводами, кроме Грёзы.
– Я чувствую, что он… прав, – прошептала девушка. – Варвара умерла из-за меня. Я убила ее, только не подушкой. Ее убили… шахматы!
«Это переутомление, – подумал Глинский. – Нервный срыв. Неадекватная реакция на события. Какие еще шахматы?»
Грёза, путаясь и часто промокая платочком глаза, пересказала ему беседу с Анатолием из антикварного салона. И Глинский отчетливо вспомнил, как патрон вскользь говорил про шахматы. Еще в его памяти всплыл белый король, из-за которого Грёза ужасно разволновалась, даже обвинила Жоржа, что он якобы нарочно подбросил ей фигурку. Чушь!
– У Варвары что-нибудь пропало? – спросил он, разряжая витавшее в воздухе напряжение.
