Сиур ждал условленного времени, когда Влад будет на связи, и задремал. Полдня он пытался обнаружить хоть какие-то сведения об Алеше, но ничего определенного выяснить не удалось. Человек он в городке был чужой, никто его не знал, следовательно, надеяться на «показания очевидцев» не стоило. Если даже кто-то что-то и видел, то не обратил внимания, а потому и не запомнил. Но Сиур надежду не терял – по опыту или инстинкту (ему было трудно отделить одно от другого) он знал, что любые действия, совершаемые людьми, всегда оставляют след, и при известном упорстве и тщательном подходе к делу, этот след можно обнаружить. Тем более, все происходило среди бела дня, и, как говорится, при всем честном народе. Не может быть такого, чтобы уж совсем никто ничего не видел.
Сиур еще расспросил персонал гостиницы, но, кроме того, что уже было известно, никаких новых сведений не появилось. Да, проживал такой-то, в таком-то номере, вдвоем с Максом. Макса в гостинице знали, потому что он был постоянным клиентом. За номер уплачено, жильцы выехали; правда, один из них почему-то оставил свои вещи и документы… Но всякое бывает. Может, загулял… Вернется! У них тут люди очень редко пропадают, и то, в основном, по пьянке.
Одна из горничных, худощавая женщина с крашенными под красное дерево волосами, поднятыми в высокую прическу, вспомнила, что как будто жильца этого номера позвали из окна. Она убирала в коридоре, а дверь в этот номер была открыта. Жара… А кондиционеров у них в гостинице нет. Так вот… Молодой человек вроде с кем-то через окно разговаривал. Нет, о чем – она не знает. Просто несколько фраз были сказаны громче, чем обычно, чтобы тот, кто был на улице, мог слышать. Так она думает. Голоса она тоже не запомнила. Она слышала только голос молодого человека в номере. А кто с ним разговаривал, неизвестно. Она даже не может сказать, кто это был – мужчина или женщина. Ну, а потом… молодой человек опрометью выскочил из номера и помчался вниз по лестнице. Больше она ничего добавить не может.
Девушка, которая торговала в ларьке на площади перед гостиницей, ничего не видела. Она в этот день опоздала и пришла на работу поздно. А чего тут торчать с утра пораньше? Все равно никто ничего не покупает. Днем приходят дети: с родителями или одни, тогда идет вялая торговля. А утром… Она пожала плечами.
– Вы лучше расспросите бабушек. – Девушка показала на ряд лавочек, расположенных в тени под кустами сирени. – Они сидят, сплетничают от нечего делать. Кто с внуками гуляет, кто отдыхает по дороге с рынка. Здесь у них что-то вроде клуба по интересам. – Она засмеялась. – Куда у нас еще можно податься пожилому человеку?
Сиур с ней был полностью согласен: податься больше некуда. И это давало ему шанс. Он выбрал одну из лавочек, возле которой росли несколько кустов туи, и расположился поудобнее. Яркое солнце, горячий, острый хвойный аромат, исходящий от этих вечнозеленых растений, напоминал ему Среднюю Азию: изящные кипарисы, выцветшее от зноя небо, белые приземистые дома и нескончаемые каменные заборы, тоже побеленные, тянущиеся вдоль узких мощеных улочек… Эта картина вызывала у него легкую грусть и непонятную тревогу. Сердце отзывалось на нее смутной болью, тоской о безвозвратно ушедшем, о тайной любви…
Странно… но азиатские девушки, пугливые и застенчивые, в ярких шароварах и просторных легких одеждах, с длинными, гладко убранными или заплетенными в косы волосами, ему никогда не нравились. Эти раскаленные от жары камни и кусты кизила, усыпанные рубиновыми ягодами, от которых сводило скулы, напоминали ему что-то совсем, совсем другое… Женщину с черными волосами и глазами Тины, почему-то кровь… Все не так. Задания, которые приходилось выполнять их подразделению, тут ни при чем. Кровь была связана с железом, с восторженными криками толпы, с золотом и страстью, горькой и безрассудной, с привкусом цветочной пыльцы и смерти…
– Садись, Никифоровна. Отдохнем чуть-чуть, а то ноги дальше не несут.
Возле Сиура, тяжело отдуваясь, уселись две бабули, нагруженные тяжелыми сумками. Они покосились на незнакомого мужчину. Его присутствие немного стесняло.
– Тяжело? – Он кивнул на сумки, набитые продуктами.
– Неужели! – Бабка постарше сердито моргнула. – Разве ж нам это по возрасту, таскаться по такой жаре? Да еще с тяжестями! Мало мы, что ли, за свою жизнь тяжестей перетаскали? То в колхозе работали, как ломовые лошади, за трудодни, потом война. А теперь вот… дожили до сладкой жизни. Нам бы лежать на
