Кровь и почва русской истории

«цивилизаторы». Такова культурная и ценностная аксиология современной российской элиты, в том числе составляющей руководящий государственный слой. Качественное исследование ценностно-культурного профиля российской элиты обнаруживает системообразующую роль ценности иерархии, задающей структуру ценностей и тип поведения. Понимаемая как легитимность неравного распределения власти, ролей и ресурсов, иерархия суть установка на неравенство. В этом смысле базовая ценность элиты субстанциально антидемократична, она последовательно и глубоко антагонистична субстанциально демократической ценности равноправия - подхода к индивидам как равным перед законом, моралью и разделяющим основные человеческие ценности.

Однако отношения между «ними» и «нами» не объясняются только материальным неравенством, для их объяснения явно недостаточны классические теоретические модели вроде социального отчуждения, классовой вражды и культурного разрыва. Это все присутствует, но вместе с тем есть нечто гораздо более глубокое и основательное – антропологический разрыв. Поговорите с теми, кто не понаслышке знаком с нравами правящего сословия или, если есть возможность, сами изучите их изнутри, так сказать, методом встроенного наблюдения.

Вот лишь один пример: приобретение в собственность земли с живущими на ней людьми, что подается как благотворное влияние на экономику. Говоря без обиняков, речь идет о фактическом восстановлении крепостного права. Но ведь подоплеку такого социального сдвига составляет именно антропологическая минимизация человека - наделение его статусом недочеловека, «говорящего орудия»!

Активность элиты, ее социальные и культурные практики сознательно или неосознанно форсируют одичание России, разрушая общественную мораль, нравственность, социальную и культурную ткань. Это не морализаторская инвектива в адрес богатых и преуспевших, а социологическое наблюдение определенной жизненной и социальной стратегии, причем по-своему вполне рациональной. Хотя рынок и капитализм небезосновательно трактуются как воплощение рациональности, «рациональность в своем “чистом определении” – как отимизация связи целей и средств – отнюдь не предполагает… выполнение данных обещаний, соблюдение принятых на себя контрактных обязательств и вообще осуществление каких-либо этических норм и определенных правил поведения (в том числе - и “рыночных”). Ведь кратчайшим и потому более рациональным путем достижения вожделенных целей могут в некоторых обстоятельствах окзааться убийство, обман, вымогательство, а не эквивалентный обмен, оказание взаимной услуги или исполнение обязательства вернуть долг»[466]. Отечественная элита транслирует в общество не «протестантскую этику» как морально-этическое основание цивилизованного капитализма, а ее антипод.

Социальная и культурная пропасть между элитой и обществом не только усугубляется, но и имеет тенденцию к закреплению на антропологическом уровне. Взять, например, интенсивные исследования в области обретения физического бессмертия (или кардинального увеличения продолжительности человеческой жизни), финансируемые двумя видными, знаковыми представителями российской элиты – Олегом Дерипаской и Игорем Сечиным. Цель эта, по оценкам ряда американских исследовательских центров, вполне достижима на современном этапе научно-технического развития. Но каковы будут последствия? Они легко прочитываются: увековечивание социального господства избранных и биологический разрыв между элитой и обществом. Ведь стараются то эти достопочтенные господа не ради блага человечества, а для себя любимых. И нет никаких оснований полагать, что они выпустят из рук, пустят в широкий оборот подобное научное достижение. Наоборот, его будут тщательно скрывать подобно кощеевой игле бессмертия. В этой перспективе отношения между элитой и «остальными» превратятся в отношения имеющих общий антропоморфный облик, но фактически двух различных видов живых существ наподобие уэллсовских элоев и морлоков.

Вторая основополагающая черта современного нам российского государства – отказ от определения, что справедливо, а что нет. По Аристотелю, именно в этом определении и состоит смысл существования любого государства. Дело здесь совсем не в слабости правовых институтов и избирательном применении законодательства (пресловутое «басманное правосудие») в современной России. Правовые нормы лишь одно из выражений универсального, космического принципа справедливости-как-порядка (или порядка-как- справедливости), которому, по Платону, подвержено все – от природы и космоса до социальной жизни. В этом контексте справедливость не только исток легитимности государства, но и основание любой упорядоченной и разумной социальной деятельности. Отказ государства от базовой прерогативы определения, что справедливо, а что нет, подрывает его собственную легитимность и взрывает социальный космос. В соотнесении с метафизическими категориями корпорация-государство оказывается агентом Хаоса, противостоящего Космосу как порядку-справедливости.

Такое государство по самой свой природе не может установить четкие правила игры где бы то ни было – от экономики и политики до правовой сферы. Ведь любые правила потенциально способны помешать подлинному предназначению корпорации-государства – осуществлению узко группового интереса. Этот интерес не просто приоритетен по отношению к любым ценностям общественного блага, он враждебен обществу по самой своей сути.

Итак, третья принципиальная черта корпорации-государства – его субстанциальная враждебность человеческому типу социальности и, соответственно, объективно разрушительный характер подобного государства в отношении человеческого общества.

Из этого описания может показаться, что речь идет о чем-то беспрецедентном, характерном лишь для России. Но вот анализ пера известного американского ученого леволиберальных взглядов, выражающего не только его собственное мнение, а представляющего влиятельную интеллектуальную тенденцию. Для максимальной точности я откажусь от собственного пересказа в пользу цитирования – обширного, но в данном случае вполне оправданного.

«Основная задача неолиберального государства состоит в том, чтобы на его основе создать “благоприятный деловой климат” и оптимизировать условия для накопления капитала независимо от последствий этого для занятости или социального благополучия».

«Неолиберальное государство особенно усердно занимается приватизацией активов как средств для открытия новых областей для накопления капитала». «…Лозунг неолиберального государства – это “гибкость” (на рынках труда и при размещении инвестиционного каитала). Оно превозносит достоинства конкуренции, фактически открывая рынок централизованному капиталу и монополистической власти».

«Во внутренних делах неолиберальное государство враждебно (а в некоторых случаях открыто репрессивно) относится ко всем формам социальной солидарности…». «…Оно отказывается от социального обеспечения и максимально сокращает свою роль в здравоохранении и образовании. Сеть социальной безпасности сводится к минимуму. Это не означает упразднения всех форм регулирующей деятельности или государственного вмешательства. Бюрократические правила, гарантирующие “подотчетность” и “эффективность издержек” государственных секторов… расцветают вовсю…».

«Наконец, неолиберальное государство глубоко антидемократично, хотя оно часто пытается скрывать этот факт. Поощряется правление элит, и в ущерб демократическому и парламентскому принятию решений растет стремление править при помощи правительственных постановлений и судебных решений. Представительная демократия если и не разбита окончательно, то… полностью, хотя и законно, коррумпирована властью денег». «С неолиберальной точки зрения, массовая демократия сводится к правлению толпы и создаются барьеры для накопления капитала… Предпочтительная форма правления – проекты сотрудничества государственного и частного секторов, в которых государство и деловые круги тесно сотрудничают в деле согласования своих действий вокруг цели дальнейшего накопления капитала».

«…Неолиберализм не сделал государство или отдельные институты государства… менее значимыми, как утверждали в последние годы многие комментаторы справа и слева. Вместо этого произошло радикальное переустройство государственных институтов и практик (особенно в том, что ксается баланса между принуждением и согласием, баланса между силами капитала и народных движений и баланса между исполнительной и судебной властью, с одной стороны, и парламентско-демократической властью – с другой)»[467].

Может показаться, что это впечатляющее описание практик и риторики современной России, которое совпадает с концептуализацией корпорации-государства. Однако американец Харви описывал вовсе не Россию, а тенденции современного ему Запада! Он называет такое государство «неолиберальным» и