русскоязычные издания отделяли русских от «титульных» наций, противопоставляли «их» и нас» именно по этническому критерию[197].
Так или иначе, союзная идентификация русских сохранялась в почти неизменных масштабах вплоть до кончины самого Союза. В декабре 1990 г., то есть за год до распада Советского Союза, когда «парад суверенитетов» и межэтнические конфликты в стране приближались к своему апогею, от 70 до 80 % русских продолжали называть себя гражданами Советского Союза. Хотя число русских, открыто возражавших в то время против межэтнических браков или межэтнических контактов в профессиональной сфере, почти удвоилось в сравнении с 1970-ми гг., оно все же не превышало 15 %, что было очень немного на фоне агрессивного национализма нерусских народов. Даже в Москве, активно выступавшей на стороне демократической оппозиции и Б.Н.Ельцина, в ноябре 1990 г. лишь 25 % жителей поддерживали идею отделения РСФСР от СССР, в то время как 44 % оставались сторонниками союзного единства (остальные не определились) [198].
Казалось бы, отождествление русских с СССР служит надежным и нерушимым залогом его целостности и стабильности. Однако история опровергла эту уверенность. Мгновенное и почти бескровное обрушение одного из наиболее могущественных государств мировой истории не могло быть случайностью или следствием заговора, у него, конечно же, имелись фундаментальные причины. Главной из них послужила коммунистическая политика в отношении русского народа. В кратковременной и ситуативной перспективе укрепляя единство страны, в долговременном, стратегическом плане она создавала ситуацию ее критической уязвимости.
Имеются в виду не ошибки или «преступления» коммунистической власти - подобными ошибками и «преступлениями» полна любая национальная история и наша не так уж выделяется. Речь идет о том, что я метафорически назвал бы «имперским Танатосом» - роковой предопределенностью имперской политии. Советская политика, советский опыт представлявшие, в некотором роде, рефлексию на гибель старой империи, привели точно к тому же результату, причем историческая траектория СССР оказалась значительно короче исторического пути его предшественника. Как в анекдоте советской эпохи: главная вина Романовых в том, что за триста лет своего правления они не смогли запасти провизии на семьдесят лет советской власти.
Впрочем, природа русского Рока ничуть не мистическая, а рационально выводимая из генеральной формулы существования Российской империи и СССР. Их бытие и исторический успех в решающей мере зависели от понятой максимально широко силы русского народа. Ослабление этой силы естественным образом вело к уязвимости социальной системы и государства. К критическому рубежу своей силы русские подошли еще в старой империи, в СССР они перешли эту роковую грань, русская сила была решительно и бесповоротно подорвана коммунистической политикой.
К крушению страны привел не взрыв периферийных национализмов или экономические проблемы, не давление Запада и дряхление советской идеологии, не ошибки высшего руководства и предательство обменявшей власть на собственность коммунистической элиты и даже не совокупность этих факторов, а
Этот процесс очень хорошо прослеживается по демографической динамике русского народа в советскую эпоху. Сокращение территории страны привело к повышению удельного веса русских в структуре ее численности: с 44 % в конце XIX в. их доля выросла до 53 % в 1926 г. и 58,4 % в 1939г., что несколько ослабило остроту дореволюционной проблемы превращения русских в относительное этническое меньшинство. Важным показателем русской силы было сохранение высокой рождаемости: к середине 1920-х гг. она восстановилась почти до уровня начала XX в., что вкупе со снижением смертности обеспечило повышение естественного прироста. Этот показатель превышал 20 (на 1000 человек) у русских и всех крупных народов европейской части страны. В СССР 20-х годов произошел первый демографический переход: снижение смертности при сохранении высокой рождаемости и высоком естественном приросте.
Демографические изменения, растянутые во времени у европейских народов, у русских оказались спрессованы. На рубеже 20-30-х годов среди крупных народов европейской части СССР началось существенное снижение рождаемости, причем у русских, из-за их большей вовлеченности в процесс модернизации, более значительное, чем у других народов. Естественный прирост в РСФСР сократился почти вдвое в сравнении с серединой 1920-х гг. В 1926-1939 гг. потери русских от репрессий были выше средних по стране, а показатели естественного прироста - ниже. Последнее вызвало обеспокоенность коммунистической власти, ведь численность именно русского населения составляла главный экономический и мобилизационный ресурс страны. Вероятно, поэтому было принято знаменитое постановление 1936 г. о запрете абортов и о материальной помощи многодетным семьям.
Роковой удар по русскому демографическому потенциалу нанесла Великая Отечественная война. В 1941 г. русские составляли 51,8 % в составе населения СССР (с 1939 г. по 1941 г. их доля уменьшилась почти на 7 % по причине значительного увеличения населения СССР), но среди мобилизованных их было 65,4 %, а среди погибших – 66,4 %. В целом восточные славяне составили 86,3 % всех мобилизованных в Вооруженные силы и 84,2 % погибших, при их доле в советском населении - 73 %. В то же время постановления Государственного комитета обороны СССР от 13 октября 1943 г. и 25 октября 1944 г. запрещали призыв в Вооруженные силы коренного населения Средней Азии, Закавказья и Северного Кавказа.
Надо полагать, принимая подобное решение коммунистический режим руководствовался не гуманитарным мотивом сохранения этнического многообразия страны Советов, а здравой оценкой компетентности, политической лояльности и боевых качеств народов. В самой кровавой войне мировой истории положиться можно было только на русских, готовых безбоязненно проливать свою и чужую кровь. Известно, что маршал Баграмян приказывал расформировывать части, где русские составляли менее половины личного состава, и заново формировать их так, чтобы русские оказывались там в большинстве.
Ну и какие же льготы получили семьи русских героев, грудью защитивших страну и заодно коммунистический режим? А вот какие: в 1946-1947 гг., когда на Украине и в РСФСР от голода умерло более 2 млн. человек, разница в оплате сельскохозяйственного труда в Закавказье и в российском Нечерноземье доходила до десятикратного разрыва в пользу Закавказья.
Компенсаторный послевоенный подъем рождаемости приостановил, но не обратил вспять тенденцию снижения рождаемости и естественного прироста у русских, которая с первой половины 1960-х гг. приняла необратимый характер. В это время в России, на Украине и в Прибалтике произошло падение рождаемости ниже уровня воспроизводства населения, причем в этом отношении мы на десятилетие опередили Европу.
Именно в 60-е годы произошел качественный слом. До начала 1960-х гг. СССР входил в число трех десятков стран с наиболее низкими показателями смертности. Но, после долгого падения с 60-х годов стала расти мужская смертность, причем не только среди старших поколений, но и среди мужчин в расцвете сил – в возрасте 30-50 лет (т.н. «сверхсмертность»). В социально благополучные 70-е годы ожидаемая продолжительность жизни с возраста 5 лет у русских впервые в мирное время стала уменьшаться. С 70-х годов наметилась тенденция депопуляции русского населения, охватившая сначала две, а к концу 80-х годов - пять русских областей РСФСР. Хотя доля русских во всем населении страны уменьшилась не так уж драматически, составив в 1989 г. 50,6 %, демографический тренд ясно указывал на неизбежное снижение доли русского населения меньше половины общей численности населения СССР.
В современной России низкая рождаемость сочетается с высокой смертностью и снижением продолжительности жизни. В 1990-е гг. тенденция депопуляции вообще стала доминирующей: с 1992 г. по 2002 г. естественная убыль населения России составила 7,4 млн. человек[199]. Между тем корни этой демографической катастрофы уходят в советскую эпоху. В то время как одни «социалистические нации» переживали демографический взрыв, восточные славяне начали потихоньку проваливаться в историческое небытие.
Объяснение этого процесса трансформацией отечественного общества из аграрно-патриархального в позднеиндустриальное и урбанизированное не может служить исчерпывающим. Россия никак не
