— Можно сделать, — отозвалась Маша Иванова.
— Сколько человек надо?
— Человек пять-шесть и разную утварь… Я восьмиклассниц возьму.
В коридоре на первом этаже остановились у стенда «Ими гордится школа». Полюбовались отличниками из второго и четвертого классов.
— А может, погордились, и хватит?
— А что вместо?
— Команду «Спартака», — предложил Сережа Лазарев.
— Не на тему, — сказал Костя.
— А вот в театр ездили, — вспомнил Паша Медведев. — Там в фойе… Помните?
— Идея!
Так они обошли всю школу, горячась, перебивая друг друга, размахивая руками, и Костя то и дело кричал: «Прострельно! Навылет! Ты гений!»
В раздевалке для учителей было полное запустение. Наташа Лаптева сказала:
— Это я возьму. Это мое.
— Так не обойдешься, нужны деньжата.
Деньжат в нужном количестве не оказалось, и тут же придумали, как их достать. Паша сказал, что у отца в цеху можно хорошо заработать на очистке поковок от окалины.
Так и решили: операция «Окалина».
— Всё?
— Всё.
— А сделаем день, ребятишки?
— Сделаем.
— Мальчики, ну обязательно получится, вот я чувствую! — говорила Маша, — а давно она уже ничего не чувствовала и не предчувствовала.
На другой день девятый класс остался после уроков. Костя рассказал о задаче Каштанова, о том, как собралась куча мала, о гениальной идее Миши Логинова и о плане, выработанном кучей малой.
Слушали его кисло.
— А нам какой навар? — спросил Роман Багаев.
— Никакого. Нуль навара.
— Получится обыкновенное подхалимство, — сказала Клава Керунда. — Не люблю подхалимов, никогда перед учителями не подхалимничала и не буду!
В другое время Костя оборвал бы, наверно, Керунду или ответил бы ей так, что она два дня бы плакала; но сегодня ему было весело. Уговорить класс — это входило в задачу, это было необходимо для решения ее, а задачи надо решать, а не отбрасывать в раздражении!
— Одну минуточку, — весело сказал Костя. — Зачем спорить? Что мы имеем? Мы имеем гениального лорда-толкователя. Прошу вас, лорд: что такое «подхалим»?
Все рассмеялись, а Миша Логинов поправил свою изысканную прическу, подтянулся, поднимаясь из-за парты, вышел к доске и взял мел, негромко при этом напевая, как всегда, когда он обдумывал ответ.
— Предлагаю следующее толкование, — начал он и еще немножко попел, пока в голове у него не сложилось окончательное решение. — Икс зависит от А. Икс не любит А, боится А, презирает А, но угождает и льстит ему, чтобы получить выгоду. Икс — подхалим.
— Прострельно, — сказал Костя. — Теперь объяви нам, Керунда: кого именно из учителей ты боишься?
— Чего бы это я их боялась? — возмутилась Клава Керунда.
— Ну так где же подхалимство? — победно закончил Костя. — Где подхалимаж?
Это у него ловко получилось, и день без двоек стал казаться довольно милым и забавным предприятием.
Дети! Правильно толкуйте слова! От этого многое зависит в жизни!
На мгновение Косте показалось, что победа за ним.
Но тут поднялся поджарый, усохший от своих изнурительных тренировок Леня Лапшин. Всем своим видом показывая, что ему невыносимо скучно, он спросил, глядя в окно:
— Всё понятно, непонятно одно: когда домой?
— Хоть сейчас.
Леня Лапшин нагнулся, подхватил портфель, пошел из класса, но в дверях остановился:
— Вся эта де-я-тель-ность… — Он сделал ударение на «я». — Кому она нужна? Посмотри, Кострома… Мы же все под метр восемьдесят… Что, дела нет? Что мы будем как угорелые по школе мотаться?
— Дальше, — сказал Костя. — Ты конкретнее.
— Дальше? Гуд бай! — сказал Лапшин и ушел.
За ним, напевая: «Давно мы до-ома не были», поднялся Роман, за ним Фокин, потом вся компания Керунды — Боша, Гоша, Проша и Сева — и технари Щеглов и Зверев.
А Козликов, уходя, объявил:
— Я в этот ваш день… Я один пять пар схвачу. А если шесть уроков будет — шесть получу. Один!
— Нет, Володимер, не получишь, — весело сказал Костя.
— Я постараюсь! — обещал Козликов.
— Сильно старайся! Но не получишь!
Каштанову страсть как хотелось расспросить Костю, что же они там придумали, как собираются решить задачу. Но он удерживал себя и даже старался не появляться нигде, чтобы нечаянно не встретить Костромина.
— Ну как же так, Алеша? — недоумевала Елена Васильевна. — Мы же… педагоги, в конце концов! Опять мы их одних оставляем? А вдруг они и вправду школу взорвут?
Каштанов смеялся. Слухи о том, что готовится нечто ужасное, дошли и до Фроловой, и она тоже допытывалась, что они там еще затеяли? Какой еще… мэйкапар? Каштанов отшучивался как мог, делал таинственное лицо, произносил слова «секрет» и «сюрприз». Не мог же он сказать Фроловой, что и он не знает плана девятиклассников!
— Пусть будет их риск, их ответственность, — говорил он жене. — Если они расскажут, то тем самым получат разрешение, и ответственность ляжет на меня. Но ведь Алена!
Воспитывается не тот, кто работает, а тот, кто ответственность несет! Кого же мы воспитываем-их или себя? В жизни-то им постоянно придется действовать без разрешения, на свой риск и страх! Мы воспитаем их так, чтобы они привыкли ни на кого не оглядываться — и вместе с тем действовать разумно и энергично.
Каштанова качала головой.
— Кончится тем, Алеша, что про тебя начнут говорить: «Бездельник!» И если хочешь — уже говорят. Собрание, — а он в учительской. Целый класс затеял невесть что, — а он и в ус не дует. За что же ему деньги платят, а?
— Я и сам не знаю, Алена! — смеялся Каштанов. — Наверно, за удовольствие работать с ребятишками.
— А все-таки, Алеша, нет мыслимого способа сделать так, чтобы вся школа, тысяча двести человек, не получила пи одной двойки!
Каштанов обнял жену и так, словно он произносил самые нежные слова любви, шепнул ей на ухо:
— Алена! Мне тоже так кажется… По-моему, такого способа нет.
Костя же Костромин тем временем шуровал, если употребить точное русское слово, на другие языки непереводимое. То он возится в маленькой костюмерной возле сцены, устанавливает там с братьями Медведевыми мощные светильники — зачем они в костюмерной? То он собирает нескольких восьмиклассников и снаряжает их в Москву, предварительно обсудив с ними сложные денежные проблемы, — зачем? То он духовой оркестр пятиклашек собирает, оглядывает его придирчиво, агитирует, и
