Сара, ощущая, как спину ее полосуют горячие ножи, конечно, Билл и Молли живут в одном/
— Домой из дома.
И вот они уже товарищи по театру, но лишь внешне, ибо Сара как будто осталась на другом берегу, исключенная, наблюдающая издали. Она видит, как Билл исходит улыбками и взглядами, как томятся женщины, не в силах оторвать от него взгляда. Как, впрочем, и она сама. А он — сияющий самец, что-то вроде оленя, лося, что ли. В памяти всплывает библейская сцена: женщины, одуревшие от присутствия прекрасного Иосифа, ранят руки фруктовыми ножами, не соображая, что творят, себя не сознавая; сцена, интерпретированная Томасом Манном, в тысячах вариантов реинтерпретированная жизнью, сцена с той же замедленной подводной подоплекой, что и эротические сны.
Досужий треп, переливание из пустого в порожнее, легкие шуточки, хохмочки — обмен информацией на модифицированном языке поверхностного общения. Билл старается подпустить юмора в длинную историю о том, как он засел в Нью-Йорке без ангажемента.
— Неделя за неделей. Телефон молчит. И вдруг — прорвало! Четыре предложения подряд. Четыре! Хоть разорвись. — Он внезапно перешел на кокни. — Ну-у, Билл Коллинз, ишь, что и думать… Да-а… — Кокни озадаченно выпучил глаза, почесал затылок и преобразился в диктора Би-би-си. — Всеобщий центр внимания, пастбище для глаза…
— Денежное дерево для дебила Билла, — непочтительно перебила Мэри Форд, и Билл обиженно — не декоративно, всерьез, покраснев и опешив — с раскрытым ртом уставился на нее. Тотчас оправившись, захохотал, выставив на обозрение ярко-красную глотку, и продолжил:
— Во-во! Четыре сразу! Куда деваться? И кто четвертый? Соня! — Он снова засмеялся, потом обвел всех строгим инспектирующим взглядом. — Конечно же, я выбрал Жюли. Не смог устоять. Кроме того, никогда во Франции не был, не говоря уж о работе там. Из холеры в миллионеры, — протянул он с американским акцентом, мрачно и зловеще, никак не милый ласковый малыш.
Молли услышала в его интонации что-то свое, колыхнулась едва заметной компактной улыбкой. Мэри Форд улыбнулась шире, даже кивнула. Сара тоже ощутила на лице дежурную улыбку. Билл же просиял в сторону Сэнди, и мгновенно Сару и, конечно же, Молли и Мэри пронзило озарение. Конечно. Красавчик, театр, Нью-Йорк… Да-да, разумеется, у него в Нью-Йорке подруга, он ведь сам о ней упоминал… Врун! Держи карман шире! Все они обеспечены липовыми подругами и даже женами, если их загнать в угол. Эти мысли метались в голове Сары, и одновременно там же вопил немой голос: «Хватит, хватит! Ради бога, довольно!»
Телефон. Стивен. В голосе слезы, может, еще плачет.
— Поговорите со мной, Сара. Просто поговорите, о чем — нибудь, все равно. Я и вправду схожу с ума.
Не тот случай, когда можно сказать: «Я перезвоню». Она строго глянула на молодежь (к которой причислила ради этого случая и старушку Мэри), сообщила, что из Нью-Йорка звонят по поводу «Абеляра и Элоизы». Конечно, уж Мэри-то сразу поняла, что это неправда. Поэтому она решительно поднялась первой, увлекая за собой остальных. Билл, как Сара увидела и почувствовала с неподобающим удовольствием, с явным нежеланием.
— Уходим, — сказала Мэри. — Надеюсь, не дурные вести. Это не американский спонсор? — покосилась она на Сару.
— Нет, это не американский спонсор.
Мэри вышла на лестницу, солидная дама, смахивающая на молочницу в джинсах — ее собственная шутка. Сэнди попросился в туалет. Молли поплелась к двери, Билл сразу за нею. Сара, проводив Сэнди до туалета, вернулась. Билл, неспособный сопротивляться ауре желания, окружавшей Молли, обнял ее. Молли растаяла, закрыла глаза. Увидев Сару, Билл оставил Молли, подпихнул ее в сторону двери. Молли вслепую направилась к выходу. Билл подошел к Саре, обнял ее за талию, поцеловал. В губы. Поцелуй ни в коем случае не братский.
— Увидимся, Сара.
Его щека обожгла ее лицо. Из коридора донеслись шаги Сэнди, Билл быстро отскочил от Сары и мигом оказался у двери. Сара проводила обоих молодых людей, спускающихся по лестнице, внимательным взглядом.
Вернувшись в спальню, она уселась на край кровати, взяла трубку. Стивен говорил сбивчиво, обрывками фраз, а чаще молчал в трубку.
— Сара, что происходит? В чем дело?.. Я ничего не понимаю…
Так они «беседовали» в течение получаса. Она слышала его дыхание, вздохи, почти всхлипывания. Однажды показалось, что он положил трубку.
— Стивен?
— Не уходите, Сара.
Через некоторое время он вдруг что-то вспомнил.
— Надо пойти помочь Элизабет. Я ей обещал. Я ей нужен. Хотя иногда я думаю, что никому не нужен. Но она рассчитывает на меня. Это уже что-то… Сара?
— Да-да, я здесь.
— Я рассчитываю на вас. Но не могу понять, о чем вы думаете. У меня такое ощущение, что я барахтаюсь в воде, что из глубины поднялось что-то и схватило меня за лодыжку.
— Я понимаю вас, Стивен.
— Понимаете? — Это его обеспокоило. Ведь ее амплуа — уверенная в себе неколебимая твердыня.
Второй акт закончился тем, что Жюли забеременела от Реми, но у нее случился выкидыш. Сценически это передать гораздо легче и требует куда меньше затрат, чем смерть младенца, которая, конечно, залила бы аудиторию слезами. Ребенок — сущий ад на репетициях, а если везти его с собой во Францию, то понадобится целый штат мамок-нянек. Тема вызвала множество дискуссий, высказываний, разнотолков. Иные считали решение циничным. В первую очередь, чадолюбивый Генри.
— Легко вообразить, что ребенок для нее не так уж много значит.
Генри, отец маленького сына, всегда носит с собой фото своей семьи, чисто по-американски всем его сует под нос и каждый вечер звонит жене.
Эндрю Стед, разумеется, имел что возразить. Он не преминул напомнить, что реальный Реми не упускал возможности навестить свое дитя, умолял родителей принять его и рассматривал ребенка как еще один повод для женитьбы на Жюли. Билл напомнил, что у настоящей Жюли был выкидыш: от Поля. Билла задевало, что все забыли о ребенке его героя. Он выражал уверенность, что Поль глубоко скорбел об этой утрате. Жюли, между прочим, писала об этом. Полезли в дневники. Сара сослалась на реакцию жителей Бель-Ривьера. Они обвиняли Жюли в убийстве ребенка. В пьесе же они обвиняли ее в том, что она устроила выкидыш плода, плавая в ледяной воде разлива. В любом случае Жюли Вэрон считали виноватой в гибели собственного ребенка.
— Мы не можем дать две смерти, — заключила Сара, сославшись на Оскара Уайльда: — «Смерть одного ребенка — горе, двоих — простая небрежность». Конечно, американцев это не развеселит, но англичане наверняка примутся зубоскалить.
В число этих англичан, разумеется, входил Билл Коллинз. Он переглянулся с Сэнди и нырнул в бездны английского «черного юмора»:
