— К кому вы пришли? — спросили его.
— К своему приятелю.
— Зачем пришли?
— Просто так.
— А может быть, принесли валюту?
— Не понимаю, о какой валюте вы говорите?
— Придется вас обыскать. Вот, пожалуйста, постановление на обыск.
В кармане у незнакомца ничего не оказалось. Неужели этот человек — не тот?
— Снимите, пожалуйста, туфли.
— Зачем?
— Снимите, снимите! Можете не стесняться...
— Ладно... Делать нечего. Вы правы. Я действительно принес валюту. Она у меня в носках. Разрешите я их сниму.
И, сев на стул, посетитель снял туфли, стянул с себя щегольские, черные в красную клетку, носки. В этом столь необычном «хранилище» оказалось 59 американских и канадских долларов, 6 английских фунтов, 170 западногерманских марок, 50 французских франков, 110 шведских крон и 5 финских марок.
Начался допрос.
— Кто вы такой? Ваша фамилия?
— Шаповалов.
— Кем работаете и где?
— Официантом в ресторане.
Далее выяснилось, что Шаповалов регулярно снабжал Травникова валютой, а в последний год делал это ежемесячно. Следователя интересовало: где он ее достает? Оказывается, обслуживая иностранцев, он получал от них «чаевые». Кроме того, официант приобретал валюту у бармена одной из гостиниц.
Из квартиры Травникова нарушитель правил о валютных операциях ушел не один. Его сопровождали работники ОБХСС. Они посадили Шаповалова в машину и повезли в следственный изолятор.
На другой день Кириллов встретился с Травниковым.
— Ну, как, приходил Володя? — полюбопытствовал кондитер.
— Приходил. Что ж, Владимир Александрович, коль вы один раз помогли следствию, сделайте это и во второй. Докажите, что не потеряли окончательно совесть. Что вы говорили про Севастьянова?..
Севастьянов работал на пассажирских судах шеф-поваром. Он был неплохим знатоком своего дела. Под его руководством питание пассажиров всегда было налажено четко. Глядя на этого красивого, стройного человека в белоснежном поварском колпаке, царившего на камбузе среди начищенных до блеска, сверкающих котлов, никто бы не сказал, что он — матерый валютчик, спекулянт. Этот степенный человек привозил из-за границы нейлоновые плащи, кофты, платки, а затем перепродавал их втридорога. Когда его арестовали, он даже не очень переживал — видно, уже давно ждал этого момента. На предложение следователя рассказать о своих махинациях быстро ответил:
— С чего начать?
— Давайте в хронологическом порядке.
Севастьянов подробно рассказал, как занимался скупкой валюты, как провозил из-за границы вещи. Часть из них он сдавал в комиссионные магазины, а часть сбывал с рук. Несколько пальто продал в Риге. Фамилий покупательниц не знал. Помнил только: одну из них звали Марией.
В заключение Севастьянов сказал как бы с упреком:
— Эх, гражданин следователь, разве мы фигуры — я, Травников... Вот Хабаров Александр Иванович...
— Возьмемся и за Хабарова, — ответил Кириллов.
О директоре ресторана теплохода следствие уже имело кое-какие сведения. Хабаров не брезговал ничем. Он шел на любые сделки. Как-то раз он заказал в Гаере свежий картофель для питания пассажиров. Однако на борт теплохода картофель не поступил. Сделка была фиктивной. Вместо картофеля Хабаров получил от шипчандлера, то есть лица, представляющего торговую фирму, 450 франков, которые поделил с тем же Севастьяновым и начпродом Сергеем Коричевым. Уже один этот факт свидетельствовал о моральной нечистоплотности директора ресторана.
Временно Хабаров плавал на другом пассажирском теплоходе. В день прихода этого судна в Ленинград Кириллов вместе с сотрудниками милиции порта явился к причалу. Смешались с толпой людей, встречавших теплоход. В руках у многих были букеты цветов, а Кириллов держал фотокарточку. На ней был изображен Хабаров. Фотография нужна была для опознания. Так нередко делается при арестах.
Раздобыть фотокарточку не составило большого труда. Директор ресторана прямо-таки обожал сниматься. Особенно с какими-либо знаменитостями, которых немало бывает на борту теплохода в качестве пассажиров. Одну из таких карточек и заполучил следователь.
Теплоход ошвартовался. Встречающие, размахивая букетами, ринулись к трапу. Кириллов и его спутники поднялись на борт. Разыскали капитана. Он был у себя в каюте. Представились. Капитан удивился. «Как? Вы пришли за Хабаровым? Вот уж никогда не подумал бы, что Александр Иванович в чем-то замешан. Впрочем, я ведь его не очень хорошо знаю. Он у меня временный». Затем капитан распорядился по судовому радио, чтобы Хабаров пришел к нему в каюту.
Хабаров явился сразу же. Губы его лоснились. Увидев в каюте людей в милицейской форме, он растерялся от неожиданности, побледнел, затем покраснел. Все самодовольство его мигом пропало. Руки у него тряслись. Он понял, что дела его плохи.
— Александр Иванович, — обратился к нему Кириллов, — мы вынуждены произвести у вас в каюте обыск. Будьте добры, проводите нас туда.
В каюте Хабарова были обнаружены португальские эскудо, бермудские шиллинги, дирхамы Марокко, гульдены Нидерландов. Валюту Хабаров носил и при себе — его карманы были набиты английскими фунтами и шведскими кронами.
Севастьянов был прав: Хабаров оказался одной из наиболее крупных фигур в расследуемом деле. Следователь вычертил на листе бумаги схему преступной деятельности всех лиц, привлеченных к уголовной ответственности. В центре он нарисовал кружок с надписью «Хабаров». В самые разные стороны тянулись от него линии. Был кружочек с надписью «Гавр» и был с надписью «Великие Луки». За лаконичным обозначением «Гавр» скрывалась махинация с картофелем, а за надписью «Великие Луки» — сделка с жительницей этого города Верой Зиновьевой, продававшей по поручению директора ресторана нейлоновые платки и кофточки.
Был на схеме и еще один кружочек с надписью «Гавр». Рядом стояла дата — «1969 г.». Так лаконично обозначил следователь историю с магнитофонами и радиоприемниками, полученными Хабаровым от представителя одной из иностранных торговых фирм, договорившейся об оборудовании на борту советского теплохода рекламной выставки-витрины с образцами своих товаров. Магнитофон и два радиоприемника «Грюндик экспорт-бой» и «Грюндик концерт-бой» были самой что ни на есть незамаскированной взяткой. По словам Хабарова, это был только «скромный подарок» от благодарной ему фирмы. Приемники и магнитофон он продал, чтобы купить легковую автомашину. Однако сам без этих предметов не остался. У него были магнитофоны и радиоприемники, которые он тоже провез нелегально, сверх положенного.
Они стоили друг друга — Хабаров, Севастьянов, Травников. Последний, например, уже давно занимался валютными операциями, незаконным провозом товаров из-за границы. Еще в 1968 году он вместе с членами команды теплохода музыкантом Берковичем и фельдшером Шароновой обменивал в иностранных банках советские деньги на валюту. Тогда же он и Шаронова привезли из загранплавания товаров на 2500 рублей, которые затем перепродали в Ленинграде. В 1969 году предприимчивый кондитер передал одному из бывших матросов Балтийского морского пароходства нейлоновые платки, за которые получил 760 рублей. Осенью 1970 года Травников и Севастьянов привезли 50 женских синтетических кофт, причем уже тогда использовали в качестве тайников агрегаты кондитерского цеха. Была у них и большая партия нейлоновых пальто. Закупали они за границей и дорогие сервизы, хрусталь.
Однажды при увольнении на берег Травников попал в группу, где старшим был Николай Кукушкин. Желая задобрить его, получить возможность беспрепятственно ходить по магазинам, Травников предложил
