А потом он подул обратно: через холмы и лес, пересекая тихие воды Аргиада, в луга и рощу, шелестя травой и раскачивая камни, с легким привкусом моря, тумана и прощаний, и криков чаек.
Арафель вздрогнула от этого ветра, и серый туман всколыхнулся, подавая ей знак. Печаль охватила ее, но она сжала камень, открыла глаза и увидела рощу, какой та была.
— Финела! — позвала она. — Финела! Аодан!
И ветер снова откликнулся ей, благоухая зеленым Элдом, и сладкими травами, и тенью, и летним теплом. Он улетел, и все замерло.
И снова ветер подул обратно, сначала слегка, потом все больше набирая силу, бренча ветвями и сотрясая воды Аргиада, укладывая наземь траву и сгибая деревья, как перед грозой, а камни на деревьях вдруг загорелись несказанным светом. Небо было безоблачным, звезды сияли, луна незамутненно горела, но гроза бушевала, срывая листву, и Арафель поднялась, сжимая меч обеими руками. Всполохи молний мелькали в ее летящих волосах и играли меж мечей на древе. Нарастая, загрохотал гром, гудя и вторя нежному перезвону камней и круговерти листьев.
И ветер принес с собой свет в ночь: друг за другом, как луны, летящие над землей, гремя копытами и полыхая гривами, они бежали вместе, как то было и всегда.
— Финела! — приветственно воскликнула Арафель. — Аодан!
В завываниях ветра примчались к ней эльфийские кони, с раскатами грома они окружили ее; и бледная Финела подошла к ней и дохнула огнем из бархатистых ноздрей, и взглянула на нее, как олень, глазами широко распахнутыми и дивными. Аодан вдохнул ветер и потряс головой во всполохах молний, и ударил копытом землю, и та содрогнулась.
— Нет, — печально промолвила Арафель. — Его нет здесь. Но я прошу, Аодан.
Сияющая голова склонилась и вновь приподнялась. Она пристегнула к поясу меч и взяла доспехи Лиэслиа. И Финела, заржав, подошла к ней. Она ухватилась одной рукой за сверкающую гриву и вскочила на нее, Финела взрыла землю и повернулась, и Аодан последовал за ней. Шаг становился все шире, и ветер мездрил деревья, сминая траву, и молнии, треща, полыхали в гривах и ее волосах.
— Кер Велл, — промолвила им Арафель, и Финела легко побежала над землей. Туман слоился перед ними, но ветер разогнал его, и молнии вспороли его, обнажив очертания, давно затерянные в нем, верховья Аргиада и контуры завядших деревьев. Тени, захваченные врасплох, разбегались в ужасе, завывая на ветру под равномерные раскаты грома, цепляясь за разлетавшиеся клочья тумана.
Молния ослепила Кер Велл, заплясала в небе под рокот грома… и замерла, и лошади остановились, и наездница взглянула на хаос, на ворота, грозящие рухнуть и бегущих людей, пораженных тем, что явилось в их гуще.
— Киран! — закричала она. — Я здесь!
И Киран поднялся со своего места у очага, и более его уже не было, не было и руки Бранвин, чей голос в отчаянии взвился ему вслед.
Он стоял во дворе, и камень горел, как огонь, у его сердца, и молнии трещали вокруг него… и сны становились явью.
Арафель соскользнула с коня, сияя серебряными доспехами, и обеими руками протянула ему такие же. Он взял и надел их, пристегнул эльфийский меч, но сердце его было холодно, и холод пронизал все его нутро, и молнии окружали их. Человеческий день был серым и облачным, но они стояли в ином миру, и эльфийская луна светила на них бледно-зеленым светом; ночь шла своим чередом — спутница бури, и из двух коней он узнал, что один принадлежит ему.
— Аодан, — назвал он его по имени. — Аодан. Аодан. — И конь подошел к нему и застыл в ожидании.
— Еще не пора, — промолвила Арафель, ибо вокруг них были и другие — люди, заслонявшиеся от ветра, — женщины, дети и раненые, на чьих испуганных лицах отражалось сияние. Они ей не сказали ни слова; и она не удостоила их речью. Рядом с Кираном она тронулась к воротам, и эльфийские кони шли за ними.
— Скага, — промолвил Киран, указывая рукой на стену.
— Скага, — повторила она, и старый воин взглянул вниз, и лицо его исказилось.
— Мы молим вас — сделайте все, что сможете, — сказал Скага.
— Помни, Скага, о чем ты сейчас попросил. У тебя есть всадники — приготовь их, чтобы они выехали вместе с нами, если смогут.
Отзвучало несколько ударов сердца, а старый воин все стоял. Он был умудрен и боялся их. Но затем он созвал своих воинов и спустился по лестнице, и принялся отдавать распоряжения мальчикам, и приказал седлать лошадей. Арафель стояла спокойно, потом задумчиво сняла с плеча лук и натянула его. Она могла бы подняться на стену и помочь им оттуда. Но железные стрелы летели стаями, и это она всегда успеет.
— Помни, — сказала она Кирану, — когда скачешь иными путями, ты неуязвим для железа, но и сам не можешь поразить человека. Перемещайся то туда, то сюда — это умнее всего.
— Мы можем погибнуть, не так ли? — ответил Киран.
— Нет, — сказала она. — Ты не погибнешь, пока на тебе камень. Ты можешь лишь растаять. У каждого своя судьба, Киран. Смерть здесь на поле. Шагни в иной мир, и ты увидишь ее. Предоставь людей мне — они сами хотят кровопролития. Во мне больше добра, чем ты даже можешь себе представить. Стрелы — оставь их — они слишком страшны для людей.
— Тогда что же мне делать?
— Езжай со мной, — тихо ответила она. — Мудрость должна управлять рукой, иначе верх возьмет безрассудство. Чу, они уж готовы.
Воины и мальчики выводили лошадей из замка — цокот стоял во дворе, защитники оставляли укрытия стен, направляясь к воротам. Аодан слабо заржал, и Финела приветствовала их также, и смертные скакуны, сбившись гурьбой, прядали ушами и втягивали воздух. Но Арафель пошла между ними и, прикасаясь по очереди к каждому, называла их истинными именами и успокаивала их.
— Это Белянка, а это Прыгун, — говорила она наездникам. — Зовите их верными именами, и они будут ваши.
Люди смотрели на нее, но никто не осмелился задать ей вопрос, даже Скага, владелец Белянки.
Она взглянула на ворота, сотрясавшиеся под напором тарана. Финела подошла к ней ближе, опустила голову и нетерпеливо потрясла ею.
— Не оставляй меня, — попросила она Кирана. — Ты заклинанием призвал мою помощь; я не заклинаю, я просто прошу.
— Я с тобой, — ответил он.
— Скага, — приказала она. — Вели открыть ворота. — И тихо добавила Кирану: — Обычно люди видят лишь то, что хотят, и не замечают нас. Даже эти нас видят превратно. Впрочем, им это на благо.
— А я? — спросил он. — Вижу ли я тебя такой, как ты есть?
— Я не могу знать, — откликнулась она. — Но я знаю тебя. И ты обладаешь властью призвать мое имя. На это способен лишь тот, кто обладает истинным видением.
Он ничего не ответил. Она схватила Финелу за гриву и вспрыгнула ей на спину. Он влез на Аодана, и конь вздрогнул и вскинулся, и ноздри его затрепетали, ибо это был не его наездник. Но Киран уже видел этот сон, и Аодан был его частью. Финела тряхнула головой, и поднялся ветер.
X. Битва перед воротами
Ворота подались со стоном и треском щепок, когда отодвинули подпорки, удерживавшие их, и распахнулись створы. Киран почувствовал, как конь его метнулся в сторону, легкий, как пух чертополоха, и пряданул ушами в сторону неприятеля: ему не нужны были ни узда, ни удила. Аодан поднял ногу и двинулся с такой же легкостью, как ветер, обвевавший их, и копыта его опускались с грохотом грома. Молнии раскалывали небо, и волосы и гривы летели по ветру. Арафель ехала рядом с ним на белой кобылице в свете эльфийской луны, нога в ногу с Аоданом.
И враг, навалившийся на ворота, увидел их, и страх отразился на освещенных молниями лицах, и воздух сотряс протяжный жуткий вой. Они бросали оружие и поворачивали назад, но подступавшие сзади орды теснили их вперед и вперед.
— Следуй за мной! — сказала Арафель, и Финела растаяла, как только она вынула серебряный меч.
