Киран прильнул к Аодану, и тот метнулся в иной мир.
А затем наступили страх и ужас. Боль пронеслась мимо: то было железо, лезвие, пронзившее его, но безопасное для его иного облика. Арафель бросилась на этого человека: она явилась из иного мира и тут же исчезла обратно, но серебряное лезвие принесло смерть. Люди и смертные лошади двигались медленно, и движения их замедлялись с каждым мгновением, лишь эльфийские кони неслись своей ровной и устрашающей поступью, вскачь, не касаясь земли. Киран держал в руке меч обнаженным, но сноровка покинула его: он ударил и промахнулся и снова ударил. Камень пел в его душе, и холод сковывал его сердце; Аодан, чувствуя это, рванулся вперед, и гром загремел еще громче. Рядом неслись и другие создания — скачущие контуры псов, большое и черное облако лошади и абрис наездницы на ее спине. В страхе Киран потянулся к луку.
— Нет, — промолвила Арафель. — Не трогай их.
Смерть отстала, свернув по дороге, и Киран, оглянувшись, увидел Скагу и прочих воинов в их медленном и неуклонном продвижении вперед. Всполохи молний выхватывали раздувающиеся плащи и летящие волосы. Арафель окликнула его, и эльфийские кони замедлили шаг. Кругом мелькали люди, все быстрей и быстрей — тенями они проносились мимо, не задевая их. Железо рубило болью и ядом, но кони соскальзывали в иной мир и вновь возникали, чтобы не сбиться с пути,
«Мы лишь тени на этой земле, — думал Киран, — и не ведаем, для чего мы созданы», — ибо между вспышками иного мира стоял лишь серый день, и не было там войск, лишь незнакомый ровный пейзаж без ферм, без войн, без людей.
И все же не пустынный. Взвизгнув, взревел рог, и из-под копыт эльфийских скакунов брызнули мелкие твари — одни прелестные, другие злые, а облик третьих и вовсе был неразличим. Чье-то оружие скользнуло по кольчуге Кирана, и надо было принимать бой. Киран ударил мечом и увидел Арафель, окруженную сворой теней, слетавшихся из густеющего воздуха. Она исчезла, и он решил, что ей конец, но тени хлынули за ней в ее ничто.
— Вперед, — крикнул он Аодану, и конь скакнул за Арафелью в смертный день. Теней здесь не было — они попрятались или изменили вид. Арафель рубила людей — страшный сон, от которого стыло сердце Кирана… «Я один из них», — кричало все его нутро; но в нем уже пробуждалась иная душа, наполняя его тело и члены.
«Сдавайся, уступай», — пел камень в его сердце, твердя о его человеческой беспомощности перед таким оружием.
Он старался победить этот голос и вернуться, желая жить. Аодан перестал слушаться его и начал дико метаться в нарастающем ветре, и кошмары мелькали все быстрее с обеих сторон. И гнев поднялся в нем при виде безобразных тварей, что вились, искажаясь, вокруг него, то был зов древней вражды.
— Лиэслиа! — в ярости орали они; и гнев усилился в нем, наполнил его сердце и поднял его руки к борьбе. Он закричал, и сам не понял, что это был за крик. Аодан послушно подскочил и понес его вперед, пока Киран доставал стрелу и натягивал эльфийский лук. И воздух забурлил от урагана — то понеслась стрела, оперенная светом и с наконечником из льда. Твари с воплями бросились врассыпную, и ветер подхватывал их. Рядом вспыхнул свет, превратившийся в Финелу и ее наездницу, и он увидел, что лицо Арафель спокойно и жутко, когда она шлет стрелу за стрелой вслед за его. Они забыли о людях. Те стали для них ничем. Здесь шла война, и тут был враг, древний, как сама земля, и столь же старый, как они. Сменяющиеся образы бежали перед ними, то оборачиваясь и обороняясь, то падая и погибая от ран.
И вдруг они остались одни, и все вокруг затянуло серой дымкой — «они бежали, бежали», — пело ему воспоминание; и куда бы он ни глянул, всюду стояла отравленная железом тишина.
— Идем, — сказала Арафель и перенеслась на кровавое, разоренное поле. Дождь лил, не касаясь их, но барабаня по кровавым лужам, пропитывая мертвые тела и сломанные копья. Они были в середине поля, где обе стороны разошлись для передышки. Киран повернул Аодана и поскакал к Кер Веллу, у которого сгрудились пешие и конные, прижимаясь к стенам.
Это была передышка, а не победа. Это была подготовка к новому бою, пока небо проливало свои слезы.
И еще один всадник возник в мареве поля боя. И вид его был, как всполох ночи, и одежды его раздувались встречным ветром, дувшим навстречу тому, что бушевал в смертном мире. Госпожа Смерть остановилась перед ними и склонилась через холку своей лошади, и Киран вздрогнул, ибо в смутных очертаниях головы скакуна ему увиделась голая кость черепа.
— Ты обезумела, — промолвила Смерть. — Возвращайся. Останови это.
— Я обязана, — ответила Арафель. — Они призвали мою помощь.
Смерть выпрямилась и, приподняв черный рукав, указала на дальние ряды противника.
— Они там, пришли из-за холмов на помощь им. Разве ты не знаешь? Там силы, пришедшие на помощь им.
— Что ж из того. Но мы обязаны.
— Это мои собратья-боги, — сказала Смерть. — И я несу тебе от них известие: уйди, пока не стало хуже.
— Пусть сами уйдут, — сказала Арафель. — Здесь зла довольно и без них.
— Уйди, — прошептала Смерть. — Если бы Вина Ши оставили эту землю, то эти твари никогда бы не повыползали снова.
— Лишь потому что я все время была здесь, девчонка, они скрывались по своим норам. — Арафель рассмеялась, и черный конь вздрогнул. — Теперь ты знаешь, какой дозор я несу в Элде?
Смерть замерла, не зная, что ответить. Киран взирал на черноту, а Аодан уж начал рыть копытом, ибо под ногами начиналось шевеление, и силы собирались.
— Я снимаю заклятие с тебя, — с трудом промолвил Киран Арафели. — Я знаю, что суждено. Я обрек тебя на это. Я освобождаю тебя. Отдай нас Смерти, нас и их, только так можно всему положить конец.
Арафель взглянула на него, и волосы у него встали дыбом, ибо глаза ее метали молнии.
— Лишь люди наделяют их властью, — промолвила она. — А взгляд твой и вправду стал вернее, чем он был. Мы будем биться на этом поле до тех пор, пока то войско не отзовет само своих союзников.
— Но будь они победители или побежденные, они не сделают этого.
— Что ж, пусть так. Но если победит твой смертный враг, его союзники усилятся, их станет больше. И эти силы разойдутся и наберут мощь, они сметут весь мир. Понимаешь ли меня, о, человек, мой брат?
— Прости меня, — прошептал Киран.
— Ты хочешь от меня покоя. Возьми его. Но признаюсь, я ожидала больших сил в Кер Велле. Если б мы могли отнять у неприятеля жизни и воюющие руки… но у нас нет сил на это.
— У вас есть неиспользованные силы, — заметила Смерть. — Используйте их! Неужто ты дашь им взять верх?
— Но ты знаешь и цену этих сил.
— Но они нам потребны сейчас.
— Такая жертва не погубит их, а лишь отгонит на время. А что же дальше, госпожа Смерть? Что станет с ними за тысячи людских жизней, когда они разойдутся в своей безнаказанности? Ты не имеешь над ними власти, не больше, чем надо мной. Нет, это безнадежно. Нет, я скажу тебе, что надо сделать — не трогай Кер Велл. Наши силы и так уже слишком малы.
— Я не могу, — склонила голову Смерть. — Я тоже обязана делать свое дело.
— Мой король придет сюда, нам нужно лишь продержаться, — сказал Киран.
— Твой король слишком долго медлит, — тихо промолвила Арафель. — Ты поступил бы мудрее, если б призвал меня на помощь ему, а не обреченному Кер Веллу. Сейчас же наш долг служить ему и быть поверженными. А чего будет стоить это поражение, тебе не понять сейчас.
— День тому назад там было сражение, — сказала Смерть. — Верьте мне, ибо я знаю. Там до сих пор продолжаются стычки, и те холмы крепко удерживаются той силой, о, человек. Не надейся на них. В горловине Кердейла враг тоже взял верх, и все силы твоего короля не могут изгнать его оттуда.
Киран слушал. И под черным капюшоном словно что-то блеснуло. И что-то застучало в нем — верно, его сердце или Арафели, или оба забились вместе. Он положил руку на камень на своей шее и услышал его шепот, и ощутил эльфийскую душу, давшую сил ему рассмеяться над тем, что пришло ему в голову; и Аодан рванулся под ним.
