Мертвых оттащили в стороны. Живые круги все растягивались и расширялись вокруг центра.
Королева шевельнулась, и все остальные вместе с ней.
Грянула нота, от которой задрожали стены, потом наступила тишина.
Раен стиснула руку Мерри, потом встала, обошла ази и пошла между неподвижными маджат, Воинами и Работницами со знаками голубого, красного, зеленого и золотистого кургана, стоящими вместе. Карабин по-прежнему висел у нее на плече. Заметив это, она отбросила оружие, приклад стукнул о мостовую. Им можно было бы убить королеву, последнюю Мать этом мира, но на такое она не решилась бы.
Безоружная, подошла она к ней, заглянула в фасеточные глаза на большой, усеянной драгоценностями голове, услышала шум ее дыхания.
– Мать, – сказала она. – Я Раен а Сул Мет-марен.
– Мет-марен, – выдохнула Мать. Огромная голова наклонилась, ища вкуса.
Раен поцеловала ее, коснулась обонятельных пятен, ожидая, что сейчас захлопнутся могучие челюсти. Но напрасно.
– Мет-марен, – сказала Мать. – Королева Кетиуй.
Это была память голубой королевы.
Солнце палило немилосердно. Джим почувствовал его жар и попытался закрыть лицо, однако не смог даже шевельнуться.
Руки его натыкались на кожу, волосы и хитин. Напрягшись, он с трудом столкнул с себя сплетенные в объятиях тела маджат и ази.
Вокруг лежали трупы. Слезящимися глазами он видел их как в тумане. С трудом удалось ему надвинуть висевший на шее визир. В саду не осталось никого живого.
Дом лежал в развалинах; тела покрывали весь сад за исключением широкой полосы, ведущей к разрушенной стене… тела маджат и людей, нагих и одетых. Вокруг жужжали насекомые, садясь на трупы. Отгоняя их, Джим застегивал солскаф негнущимися от солнечных ожогов пальцами.
Какой-то камень под стеной внезапно шевельнулся; Джим поднял карабин и, пошатываясь, направился в ту сторону.
Забравшись на груду развалин, он заметил тень на земле, и повернулся, поднимая карабин, но маджат был быстрее, Вырванное из рук оружие упало на землю.
Второй маджат потянул его назад, клешни схватили руку, рассекли кожу.
Красный – узнал он знак и попытался вырваться. У второго был узор зеленых, он наклонил голову, раздвигая челюсти, коснулся антеннами лица и губ.
Потом отступил и пропел:
– Джим.
Это ошеломило Джима, и он перестал сопротивляться, ничего не понимая.
– Мет-марен присылает, – сообщил красный Воин.
– Пусти меня, – попросил он, чувствуя болезненные удары сердца. – Пусти меня, Воин. Я пойду с тобой.
Хватка клешней ослабла. Поддерживая раненую руку, Джим пошел между двумя маджат на улицу, к черному отверстию входа в туннель, в городские подземелья, где царила темнота. Время от времени он спотыкался и его вытянутые руки касались тел ази и твердых панцирей маджат. Клешни подталкивали его, подгоняли, поднимали каждый раз, когда он падал.
Голубые огоньки плыли в его сторону. Сначала он испугался, но потом заметил ЕЕ, несущую такой огонек, протиснулся мимо Воина и побежал. Они стояли друг против друга, и она внимательно разглядывала его.
– С тобой все в порядке? – спросила она своим обычным нетерпеливым тоном, но голос ее дрожал.
Рядом стоял Мерри и другие, которых он знал.
Она прижала его к себе, и он едва не расплакался от радости. Она еще не знала того, что он должен был сказать: о Знании, которое украл, и о том, в кого превратился.
Джим попытался сказать ей.
– Я изучил все ленты. Даже черные. Я не знал, что мне делать.
Она коснулась его лица и глазами показала на Мерри и остальных, приказывая молчать.
– Дом разрушен, – сказал он тогда. – Все в развалинах. Куда нам теперь деваться?
– Внизу, на время. Пока не закончится цикл.
Он чувствовал ее ладонь в своей, касался пальцами жестких, теплых драгоценностей. Раен махнула рукой и уверенно двинулась туда, откуда пришла. Вокруг них маршировали Воины и вооруженные ази маджат.
– Пройдет какое-то время, прежде чем я вновь подумаю о выходе наружу. Может, даже много времени – по счету маджат.
– У меня есть еще девятнадцать лет, – довольно сказал он, уже сейчас радуясь этим годам.
Раен крепче сжала его руку.
Тихая песня зазвучала в туннеле – спокойный голос Работниц, марширующих вместе со всеми.
