недосягаемой для них…
— Все это я уже знаю, — сказал Черневог.
Петр хотел узнать, как много еще знает Черневог, а главное, как много он сам успел рассказать Черневогу в своем беспамятстве. Прикусив губу и обретя на мгновенье ясность мысли, он подумал о том, что Саша на самом деле не бросил его. Ведь не имело никакого значения, где именно он находился, как не имело значения и то, что он вообще не вернется назад, к ним, он все равно не оставит его. Окружавший лес продолжал странным образом действовать на его сознание, так, что он даже чувствовал боль в груди. «От этого можно сойти с ума», — подумал он. «Хотелось бы знать почему…'
После этого он полностью потерял рассудок и не помнил ровным счетом почти ничего. Черневог удерживал его на лошади, а холодное пятно внутри него становилось все шире и ощущалось все сильнее и сильнее. Черневог произнес, склонившись к самому его уху:
— Петр Ильич, по совершенно иным причинам, но я все же надеюсь, что ты прав.
— Ты можешь что-нибудь съесть, — сказал ему Черневог, когда Петр пришел в себя и обнаружил, что лежит прямо на земле, а на зеленых листьях, покачивающихся над его головой, поблескивают отблески костра. Он попытался быстро встать, но упал назад, тяжело ударившись головой о землю, и вновь почувствовал себя дурно. Через некоторое время он огляделся и увидел Черневога, который спокойно сидел около костра и читал книгу. Волк где-то рядом ощипывал подлесок.
«Да, — подумал Петр, — я бы мог бы сделать кое-что и получше. Саша наверняка ожидал от меня уж никак не этого. И меч, и книги… все пропало…'
— Ужинать, — сказал Черневог и сделал жест рукой в сторону их багажа, лежавшего по другую сторону костра.
Петру ничего не оставалось, как молча согласиться. Он встал, подошел к лежащим на земле мешкам и начал отыскивать среди них тот, где была еда.
В кустах, как раз в том месте, куда падала его тень, сидело нечто, уставившись на него красновато- золотистыми глазами.
Петр так и застыл, согнувшись над мешками.
Черневог неожиданно задвигался, и его поднявшаяся тень застыла рядом с тенью Петра.
Банник зашипел. Петр осторожно, едва не на четвереньках, попятился назад и встал, а тем временем блуждающая внутри него пустота становилась все холоднее и холоднее.
Петр почувствовал что банник явился за ним.
Затем он увидел, как тот начал медленно исчезать. Петр сделал еще шаг назад, прежде чем взглянул в сторону Черневога, но заметил только его тень в пламени костра. Он дрожал с головы до пят, сам не понимая почему, осознавая лишь то, что это существо пришло за Черневогом, а вернее за тем, что Петр носил внутри себя.
Волк фыркал, принюхивался к ветру, издавая тихое недовольное ржанье.
— Это и есть часть твоего мира? — сказал Петр, когда наконец смог вздохнуть. — Черт возьми, ведь он приходил за как раз за тем самым, что ты отдал мне!
Черневог промолчал. Петр видел перед собой только безликую тень на фоне костра и неожиданно вспомнил сгоревший дом и баню неподалеку от него.
Черневог всю ночь прятался в ней, запирая дверь на засов: он пытался призвать все свое волшебство против Драги, ожидая, что какое-нибудь существо откликнется на его зов.
Господи…
— У него не получилось, — сказал Черневог.
Петр оглянулся на вещи, лежавшие у костра, неподалеку от кустов. Разумеется, было глупо думать, будто банник мог скрываться за ними в засаде. Ведь это, черт возьми, был их банник, которому, правда, Саша не очень-то доверял, но тем не менее, банник был знаком Петру. Затем Петр забрал кувшин с водкой, не забыв про еду, которую потребовал Черневог, вернулся к костру и сказал, все еще покачиваясь от напряжения:
— Ужин, Змей.
Хозяюшка имела свои опасения по поводу того, что они отправились в путь в кромешной тьме, без всякой дороги, через густо заросший лес. Так же, видимо, полагал и Малыш, который предпочитал сидеть на спине у лошади или время от времени забираться Саше на колени, но никак не спускаться на землю.
Саша был почти готов к встрече с призраками, но до сих пор им так ни одного и не попалось. И он старался не думать ни о них, ни о чем-либо другом, что выходило за пределы мыслей о Малыше, Хозяюшке и о лодке, которая была его ближайшей целью. Поэтому он держался этих коротких сиюминутных мыслей, пытаясь проникнуться теми воспоминаниями, которые посещали Хозяюшку во время их пути. А они сейчас, разумеется, прежде всего были связаны с теплой конюшней в «Петушке» и, конечно, яблоками, единственным справедливым подношением за целый день тяжелой работы. Но почему-то она была сейчас здесь, в этом темном лесу, где яблок, вероятнее всего вообще не было, а ее любимый хозяин считал, что было бы совсем неплохо продолжить этот путь и выбраться наконец из этого места, где он опасался призраков и еще мало ли каких страшных существ.
Она была согласна с этим, хотя охотнее съела бы хоть что-нибудь прямо по дороге и, конечно, очень хотела, чтобы у нее была компания.
О которой Саша никак не хотел думать, черт возьми, не хотел, и все тут.
Малыш чувствовал себя очень одиноко и поэтому все время держался за Сашу. Возможно, он тоже хотел ему поведать о чем-то своем, но Саша до сих пор не только не смог проникнуть в его мысли, но даже побаивался близко знакомиться с ними, учитывая тот соблазн, который они открывали: слава Богу, что Малыш убегал и становился просто недоступен для Саши, особенно когда он чувствовал себя одновременно и безнадежно и глупо.
Однако сейчас он не хотел думать об этом, и поэтому переключился на рассуждения о водке и о том,
