сна. Петр мог позволить себе иронически относиться к их попыткам постигнуть чье-то волшебство, наблюдая, как два колдуна рядом с ним в течение нескольких лет беспокоятся о нем будто курицы- наседки.
Возможно, что колдуны о себе заботятся слишком мало.
Однако можно предположить, как особый пример, что Ивешка заботится только о себе. Можно предположить…
Хотя с годами Ивешка становилась наоборот все более обреченной и обидчивой. Ее состояние беспокоило Петра, беспокоило Петра так сильно, что Саша регулярно замечал это. Петр очень изменился с тех пор, как они покинули Воджвод.
Эта мысль испугала его, испугала так ужасно, что он подумал: «Что Ивешка сделала ему?'
Он подумал и о том, что Ивешка все время чего-то боялась. Она хотела так много сделать для счастья Петра… но ее побег в лес, ее поведение…
Она больше всего боялась использовать то, что она знала.
Волшебство. Ее знанием было волшебство русалки, а не простое колдовство.
Господи…
И тут он подумал о том, что они оба, и он, и она, так и не расстались со своими сердцами.
17
Раздался ужасный треск, лодка врезалась во что-то, и поперечная перекладина, ограждавшая руль, подскочила вверх. Ивешка ухватилась за нее и со страхом уставилась в темноту, в окружавшие ее деревья, чьи ветки почти целиком накрыли нос лодки и трещали, ломаясь о борта и парус. Она хотела, чтобы лодка освободилась, хотела как можно скорее выйти из этого затруднительного положения, прежде чем лодка прочно осядет на мели, так, что никакое колдовство не поможет сдвинуть ее с места.
Но рядом был ее отец, который прошептал:
— Все хорошо, все хорошо, дочка. Как раз сюда лодка и должна была прийти.
— Куда? — Она не видела ничего, кроме очертаний деревьев, ивовых кустов, склонившихся над водой и запутанного переплетения густых веток, в которые лодка врезалась так основательно, что у нее не было надежд высвободить ее. Она очень хотела, чтобы Петр оказался сейчас рядом с ней, и еще, с отчаянной безнадежностью, она хотела, чтобы здесь оказался и Саша, потому что у нее было ужасное ощущение, что она может больше никогда не увидеть их вновь. В эту ночь, на этом странном берегу, ей казалось, что она все глубже и глубже погружалась во что-то бесконечно протяженное и не имевшее законченной формы, и если в первый момент она с готовностью пошла на этот риск ради спасения Петра, то сейчас она потеряла уверенность в том, что у нее вообще был хоть какой-то выбор. — Куда мы идем? — спросила она. — Папа?
Она вновь была маленьким ребенком, сердитым и обманутым.
— Не сомневайся, — прошептал отец-призрак. — Разве я не учил тебя, как поступают в подобных случаях?
Ночью он выглядел почти как в жизни, его тень, будто обретшая реальность, выделялась на темном фоне ивовых веток. Лодка почти не двигалась, ее нос оказался в ловушке.
В следующий момент ей показалось, что тень отца как-то изменилась, начала опускаться в воду и отдаляться от нее.
— Папа? — позвала она и в тот же момент обнаружила, что стоит совсем одна на палубе лодки, окутанной со всех сторон, будто саваном, ветками ивы.
— Я так никогда и не смог дать тебе совет, — прошептал призрак откуда-то издалека. — Очень опасно, дочка, становиться взрослой и вести себя таким образом: ты всегда предполагала, что можешь сама найти верный путь, и не слушала моих советов. Ты называла это свободой, хотя ты еще до сих пор следуешь чужим путем, сама не осознавая этого. А есть ли у тебя хотя бы представление о своем собственном пути?
— Ты никогда не давал мне возможности понять, чего же я хочу на самом деле!
— Но ты никогда не могла отличить моих желаний от своих. Поэтому ты отвергала все, даже собственный здравый смысл. Теперь-то ты понимаешь?
— Папа, то, что ты говоришь, не имеет вообще никакого смысла!
— Я не могу задерживаться здесь. Я не могу сказать тебе… самое главное… Что за чертовщина!
— Папа?
Она смогла услышать лишь треск и скрип лодки, шелест листьев, да плеск воды о борта.
И ничего больше.
— Папа, почему ты привел меня сюда? Ради Бога, скажи, что ты хотел, чтобы я сделала?… Черт побери, папа, вернись назад!
Только ивы вздыхали, склоняясь друг к другу. Наконец она почувствовала, что здесь было что-то еще, что указывало ей направление и являло собой некий зловещий смысл происходящего, скрытый в темной лесной глуши.
Это было волшебство. Она знала, как можно было почувствовать его: почти неуловимое, неслышное и опасное желание, заставляющее ее покинуть лодку и пойти вперед. Оно уверяло ее в полной безопасности, оно предлагало ей…
Господи, да ведь она покинула дом с чувством опасности, ей казалось, что она отправляется в лес, чтобы проверить леших, и вот с тех пор все пошло не так. Прежде всего, перед ней предстал отец, который завел ее именно сюда, он сказал ей, что у нее будет ребенок, о котором она до того и не подозревала. Она никогда не задумывалась о детях: ведь она всегда считала себя такой молодой, что даже не строила таких планов. Но теперь, кажется, это случилось, и ее жизнь изменилась, на этот раз по чьему-то принуждению,
