В гражданскую войну Дыбенко командовал рядом дивизий, Крымской армией. После нее он работал в центральном аппарате наркомата по военным и морским делам, возглавляя Управление снабжений РККА, затем командовал Туркестанским фронтом и Приволжским военным округом. В мае 1937 года его перебросили на Ленинградский военный округ.
Аресту Дыбенко (28 февраля 1938 года) предшествовало снятие его с должности на основании постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 25 января того же года. В нем утверждалось, как доказанный факт, что:
«а) т. Дыбенко имел подозрительные связи с некоторыми американцами, которые оказались разведчиками, и недопустимо для честного советского гражданина использовал эти связи для получения пособия живущей в Америке своей сестре;
б) СНК СССР и ЦК ВКП(б) считают также заслуживающим серьезного внимания опубликованное в заграничной прессе сообщение о том, что т. Дыбенко является немецким шпионом. Хотя это сообщение опубликовано во враждебной белогвардейской прессе, тем не менее нельзя пройти мимо этого, так как одно такого же рода сообщение о бывшей провокаторской работе Шеболдаева при проверке оказалось правильным. (Б.П. Шеболдаев в 1937 году возглавлял Курский обком ВКП(б). Арестован в июне 1937 года, а в декабре того же года приговорен к расстрелу. –
в) т. Дыбенко вместо добросовестного выполнения своих обязанностей по руководству округом систематически пьянствовал, разложился в морально-бытовом отношении, чем давал очень плохой пример подчиненным.
Ввиду всего этого СНК СССР и ЦК ВКП(б) постановляют:
1. Считать невозможным дальнейшее оставление т. Дыбенко на работе в Красной Армии.
2. Снять т. Дыбенко с поста командующего Ленинградским военным округом и отозвать его в распоряжение ЦК ВКП(б).
3. Предложить т. Маленкову внести свои предложения о работе т. Дыбенко вне военного ведомства.
4. Настоящее постановление разослать всем членам ЦК ВКП(б) и командующим военными округами»[68].
Надо сказать, что в 1937–1938 годах не по всякому командующему войсками военного округа принимались подобные постановления. Чаще бывало по-другому: их арестовывали на какой-либо из станций недалеко от Москвы, предварительно вызвав в столицу якобы на служебное совещание. Расчет здесь был предельно прост: оторвать командующего от штаба и подчиненных ему войск с тем, чтобы он не смог каким-либо образом воспрепятствовать своему аресту. Именно так были арестованы командующий КВО командарм 1-го ранга И.Э. Якир, ХВО – командарм 2-го ранга И.Н. Дубовой. ЗабВО – командарм 2-го ранга М.Д. Великанов, Приморской группы войск ОКДВА – командарм 2-го ранга М.К. Левандовский и другие.
Следует отметить, что попытки отстранения Дыбенко от должности предпринимались и ранее. Одна из них относится к началу сентября 1938 года, когда в ходе маневров ЛВО была неудачно произведена выброска парашютного десанта. Тогда из-за неучета повышенной скорости ветра в районе десантирования погибло четыре и получили переломы конечностей и многочисленные ушибы тридцать восемь бойцов. Для расследования этого трагического случая нарком создал специальную комиссию. Однако, не дожидаясь ее результатов, на другой день после происшествия отстранил Дыбенко от руководства войсками округа.
По результатам расследования Ворошилов через десять дней издал другой приказ, в котором главными виновниками выступали командир 3 й авиадесантной бригады комбриг А.С. Зайцев и исполняющий обязанности командующего ВВС округа комдив С.В. Тестов. Оба они отстранялись от должности и отдавались под суд военного трибунала. В отношении же П.Е. Дыбенко и члена Военного совета округа комбрига М.П. Магера нарком обороны, во изменение своего предыдущего приказа, принял решение ограничиться дисциплинарным взысканием, объявив им обоим по строгому выговору с предупреждением[69].
Потрясенный содержанием постановления ЦК и СНК, Дыбенко 30 января 1938 года обратился к Сталину со страстным письмом, в котором решительно отвергал выдвинутые против него измышления. Нам сегодня мучительно больно читать, тем более трудно было Павлу Ефимовичу написать такие строки письма, в которых он вынужден униженно оправдываться за несовершенные преступления.
«Дорогой тов. Сталин!
Решением Политбюро и Правительства я как бы являюсь врагом нашей родины и партии. Я живой, изолированный, в политическом отношении, труп. Но почему, за что? Разве я знал, что эти американцы, прибывшие в Среднюю Азию с официальным правительственным заданием, с официальными представителями НКИД и ОГПУ, являются специальными разведчиками. На пути до Самарканда я не был ни одной секунды наедине с американцами. Ведь я американским языком не владею… (Речь идет о конце 20 х – начале 30 х годов, когда Дыбенко командовал войсками Среднеазиатского военного округа. –
О провокаторском заявлении Керенского и помещенной в белогвардейской прессе заметке о том, что я якобы являюсь немецким агентом. Так неужели через 20 лет честной, преданной Родине и партии работы белогвардеец Керенский своим провокаторством мог отомстить мне? Это же ведь просто чудовищно.
Две записки, имеющиеся у тов. Ежова, написанные служащими гостиницы «Националь», содержат известную долю правды, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было.
Я якобы выбирал номера рядом с представителями посольства? Это одна и та же плеяда чудовищных провокаций…
У меня были кулацкие настроения в отношении колхозного строительства? Эту чушь могут рассеять т.т. Горкин, Юсупов и Евдокимов, с которыми я работал на протяжении последних 9 лет…
Я понимаю, что я не буду возвращен в армию, но я прошу, и я на это имею право, дать мне возможность остаток моей жизни отдать целиком и полностью делу строительства социализма в нашей стране, быть до конца преданным солдатом ленинско-сталинской партии и нашей Родины.
Тов. Сталин, я умоляю Вас дорасследовать целый ряд фактов дополнительно и снять с меня позорное пятно, которое я не заслуживаю»[70].
Через особый сектор ЦК ВКП(б), которым ведал преданный Сталину до последних потрохов А.Н. Поскребышев, письмо командарма попало в руки Генсека. Эмоции и чувства вождя на мольбу Дыбенко
