командно-начальствующего состава РККА, опытные руководители войсковых объединений и центрального аппарата: командарм 1-го ранга И.П. Белов (еще один член Специального судебного присутствия), командармы 2-го ранга И.Н. Дубовой, М.К. Левандовский (его показаниями оперировали Ямницкий и Казакевич, понуждая Дыбенко к самооговору), А.И. Седякин, И.А. Халепский, М.Д. Великанов, комкоры И.К. Грязнов, С.Е. Грибов, Е.И. Ковтюх, В.К. Лавров, И.Ф. Ткачев, В.В. Хрипин, коринженер Н.М. Синявский, армейский комиссар 2-го ранга Я.К. Берзин, корпусной комиссар И.М. Гринберг, комдивы П.П. Ткалун (комендант Московского Кремля). В.С. Погребной и многие другие. Всего 138 человек.
Список этот, составленный первоначально на 139 человек, в конце июля 1938 года Ежов направил Сталину, указав в сопроводительной записке, что все перечисленные в нем лица подлежат суду по первой категории. Сталин, ознакомившись с ним, численность уменьшил на одного человека, собственноручно вычеркнув фамилию Маршала Советского Союза А.И. Егорова. И недрогнувшей рукой написал резолюцию: «За расстрел всех 138 человек». И расписался. Рядом поставил свою подпись председатель Совета Народных Комиссаров В.М. Молотов. Все лица, указанные в этом списке, в течение двух дней (28 и 29 июля 1938 года) были осуждены Военной коллегией к смертной казни через расстрел. А вычеркнутого из списка Егорова посадили писать дополнительные показания о военном заговоре в Красной Армии, сделав на него ставку в проведении «разоблачения» бывших военнослужащих высокого ранга. Тем самым более чем на полгода был отсрочен суд и приговор по делу маршала[71].
Жену П.Е. Дыбенко – Зинаиду Викторовну арестовали месяц спустя, приписав ей недонесение о вредительской деятельности мужа. Ее вынудили подписать два сфальсифицированных протокола, допроса, содержащие обвинения в адрес супруга, от которых она вскоре отказалась. Особое совещание при НКВД СССР осудило З.В. Дыбенко к 5 годам ИТЛ. До этого приговора ее держали в тюрьме в ходе следствия свыше года.
Немногочисленные свидетели, а также стенограмма судебного процесса над группой Тухачевского показывают, что начальник Военно-Воздушных Сил РККА Я.И. Алкснис проявил там достаточную активность. Однако не смогла спасти Якова Ивановича и такая показная ретивость на суде, ярко выраженное желание выслужиться перед власть имущими. Досье на него в НКВД продолжало пополняться все новыми и новыми показаниями лиц, находившихся во внутренней тюрьме на Лубянке, в Лефортово и Бутырках. В частности, показаниями комкора Э.Ф. Аппоги – начальника военных сообщений РККА, дивинженера С.В. Бордовского – начальника Технического управления Красной Армии, а также бригинженера А.К. Аузана, в которых они назвали Алксниса в качестве одного из руководителей антисоветской националистической латышской организации.
После Н.Д. Каширина из членов Специального судебного присутствия Алкснис пошел под арест вторым – за ним пришли 23 ноября 1937 года. А через двое суток (25 ноября) появилось на свет его собственноручное заявление на имя наркома внутренних дел: «Я решил дать правдивые показания о своей шпионской работе следствию. Я был завербован латвийской разведкой через начальника штаба латвийской армии Гартманиса в 1936 г.».
У нас есть возможность в определенной мере воспроизвести события, происходившие в эти двое суток. Основными действующими лицами здесь выступали начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга Н.Г. Николаев (Журид), его помощник майор госбезопасности В.В. Рогачев- Цифринович и сотрудник того же отдела старший лейтенант госбезопасности Э.А. Ивкер. И, конечно, сам Яков Алкснис. Действия сотрудников Особого отдела в отношении бывшего начальника ВВС РККА вполне вписываются в схему, установленную Ежовым.
Бывший заместитель начальника УНКВД по Московской области старший майор госбезопасности А.П. Радзивиловский в ходе следствия по его делу показал в 1939 году, что когда он спросил Ежова о том, «…как практически реализовать его директиву о раскрытии антисоветского подполья среди латышей», тот ответил: «Стесняться отсутствием конкретных материалов нечего, а следует наметить несколько латышей из числа членов ВКП(б) и выбить из них необходимые показания. С этой публикой не церемоньтесь, их дела будут рассматриваться альбомным порядком. Надо доказать, что латыши, поляки и другие, состоящие в ВКП(б), – шпионы и диверсанты…»
Далее Радзивиловский показал, что выполняя указания Ежова он, как и другие начальники УНКВД краев и областей, поголовно уничтожали всех представителей указанных национальностей – кандидатов и членов партии. «Все показания об их якобы антисоветской деятельности получались, как правило, в результате истязаний арестованных, широко применявшихся как в центральном, так и в периферийном аппаратах НКВД»[72].
В качестве объекта применения мер физического воздействия Алкснис не являлся исключением, что признают сами сотрудники НКВД. Так, бывший заместитель начальника отделения Особого отдела М.З. Эдлин в 1954 году показал: «…Когда я по своим делам ехал в Лефортовскую тюрьму, меня вызвал Рогачев, дал мне готовый протокол допроса Алксниса и просил вызвать в тюрьме Алксниса и дать ему его подписать. Я после своей основной работы вызвал в кабинет Алксниса и передал ему готовый протокол, сказав при этом, что меня об этом просил Рогачев. Прочитав этот протокол, Алкснис заявил мне, что он не соответствует действительности и пусть его подписывает тот, кто его исполнял, а у Рогачева была такая манера допроса – он делал заметки, а потом сам составлял протоколы допросов, печатал их на машинке и давал их на подпись арестованному, а если этот протокол не подписывался, избивал его… Второй случай, который я вспоминаю, происходил также в Лефортовской тюрьме: когда я проходил по коридору тюрьмы, то из одной из комнат слышал душераздирающий крик Алксниса, которого там избивали несколько человек…»[73]
О применении незаконных методов следствия (читай: издевательств, пыток, избиений) к командарму Алкснису показали в 50 х годах бывшие следователи НКВД А.О. Постель, А.И. Вул, Э.А. Ивкер. Двое последних специализировались по военной авиации. В частности, Вул, занимавший в конце 1937 года должность начальника особого отдела НИИ ВВС РККА, а посему хорошо знавший Алксниса, вел не только его дело, но и жены командарма – К.К. Алкснис-Меднис.
По замыслу «стратегов» из НКВД Алкснис должен был занять крупный пост в придуманной ими националистической латышской организации. Учитывая, что латышей в Красной Армии, особенно в высшем эшелоне ее командования, было достаточно много (несколько командармов и комкоров, не говоря уже о более низких воинских званиях), в НКВД решено было выделить ее в самостоятельную организацию, поставив во главе военного центра, помимо Алксниса, также командарма 2-го ранга И.И. Вацетиса (бывшего Главкома Вооруженных Сил Республики), комкоров Р.П. Эйдемана, Ж.Ф. Зонберга (первый был председателем Центрального Совета Осоавиахима СССР, а второй его заместителем по военной работе), Я.П. Гайлита (командующего войсками Сибирского, а затем Уральского военных округов), комдива Г.Г. Бокиса (начальника автобронетанковых войск РККА).
О том, какие большие усилия предпринимали в НКВД «специалисты» по созданию контрреволюционных организаций, косвенным образом свидетельствует Кристина Карловна Алкснис- Меднис, арестованная два дня спустя после мужа. В своем заявлении из Темниковского лагеря, расположенного в Мордовии, она писала в ноябре 1939 года: «…26/ХI.37 г. меня вызвал следователь НКВД Вул и, предупредив меня, что я никакой «ведущей роли» в деле не играю, предложил мне написать показания по следующим вопросам: каковы были наши взаимоотношения с Эйдеманом и Бокисом, с латышским клубом «Прометеем», кто из латышей у нас бывал в доме, почему и по чьей инициативе моя сестра приехала в СССР (из Латвии. –
